– Оставьте меня в покое, – пробормотала Мак. Почему она просто не может побыть одна?

– Кажется, она раздражена, – доложил Люк, когда она встала.

Сняв цепочку с двери, Мак слегка приоткрыла ее.

– Что вам надо? – спросила она.

– Что у тебя с лицом? – спросил Тай. Он протиснулся внутрь и наклонил ее подбородок так, чтобы свет падал на впечатляющий фонарь под глазом.

– Твою мать, Мак. – Альдо буквально трясся от ярости. Мак знала, что это пробуждаются забытые чувства. Ей было знакомо чувство бессилия, когда из пепла прошлого всплывают чьи-то тени.

– Я в порядке. Я в порядке, – уверяла она.

– Это ведь не дело рук Линка, верно? Потому что если это он, то он мертвец, – сказал Люк.

– Господи, нет! Линк не имеет к этому никакого отношения. Почему вы здесь?

– Вы с Линком поссорились. Мы пришли удостовериться, что с тобой все в порядке. Кстати, если наши жены спросят тебя, то нас здесь не было, – пояснил Альдо. – Теперь вернемся к твоему фонарю.

– Ты наткнулась на кого-нибудь из Кершей? – спросил Тай, протягивая руку к радиопередатчику.

– Нет. Остановись. Это случилось вчера в Чикаго. Это не имеет отношения ни к кому из здешних, так что оставь их в покое.

– Ты должна заявить в полицию, – решил Люк. – Давайте найдем ей адвоката. Можно узнать у нашего поверенного. Специалисты по уголовному и гражданскому праву, верно, Тай?

– Ты обращалась в полицию Чикаго? – деловито спросил Тай.

– Нужно найти кого-нибудь поагрессивнее, – посоветовал Альдо. – Кого-нибудь, кто по мировому соглашению вынесет из дома этого ублюдка все, вплоть до туалетной бумаги.

– Прекратите. – Мак подняла вверх руки. К сожалению, при этом рукава ее свободного свитера соскользнули, открыв предплечья.

– Господи Иисусе, – сказал Тай, сдвигая рукав выше. – Тебя избили до полусмерти.

– О боже, парни, я ценю ваше участие. Но я справлюсь с этим сама. То есть мне нужно, что вы ушли из моего дома.

– Мы никуда не уйдем, – твердо заявил Альдо.

– Нет, вы уйдете. Я не выдвигаю никаких обвинений. Меня чуть не арестовали. Вы все можете идти домой, и мы больше никогда не станем обсуждать это снова. Понятно?

– Ты когда-нибудь встречалась с кем-нибудь из нас? – спросил Люк. – Потому что ничего глупее я никогда не слышал.

– Позволь, я кое-что скажу тебе, Мак. Ты говоришь, что можешь сама со всем справиться, но это не означает, что ты справишься, – сказал Альдо. – Ты не можешь прожить всю жизнь, оставаясь совершенно независимой. Тем более сейчас, когда куча народа готова помочь тебе. Позволь нам помочь тебе.

– Вы не можете помочь. Никто не может, – сказала она. Это ее проблема. И она должна найти решение. – Я никого больше не потащу за собой.

– Мне нужно позвонить, – коротко бросил Тай. – А когда я вернусь, мы поговорим.

Тай вышел из дома.

– Альдо, ты помнишь, как было в тот раз, с коробками? – спросил Люк.

– Да. Жутко. Жизни двух женщин, так изящно и аккуратно упакованные в коробки, словно их можно было просто спрятать подальше. Чертовски странно. Рад, что это уже позади.

– Теперь моя очередь говорить разумные вещи, – сказал Люк.

– Понял. Пойду, сварю кофе, – сказал Альдо, направляясь на кухню.

– Чувствуй себя как дома, – саркастически бросила ему вслед Мак.

– Сядь, – сказал Люк.

Она чувствовала себя очень усталой и больной и не стала спорить. Он сел на диван рядом с ней, заняв слишком много места.

– Вот что, Мак. Ты напомнила мне об одном глупом говнюке, которого я когда-то знал.

– Думаю, на этом мы закончим, – сказала она, вставая.

– Сядь, – рявкнул он.

Она села.

– Тем говнюком был я.

– Прекра-а-а-а-асно.

– Я выкинул Харпер из своего дома, из своей постели, из своей жизни, потому что был трусливым говнюком. Харпер – все для меня. Она вернула меня к жизни, что, как я считал, было невозможно, потому что у нее хватило смелости добиваться того, чего ей хотелось. Она была готова выдержать удар и перетерпеть, пока я, как тупица, тратил время на то, что придирался к ней. Я думал, что мое прошлое определяет то, кем я стал. Я думал, что оно обусловливало мой путь. Я думал, что душевная травма повлияла на мой выбор.

Мак пристально смотрела на пустой камин, пытаясь делать вид, что не чувствует ни телесной, ни душевной боли. Что его слова не пробирали ее до костей, как звон церковных колоколов.

– Я чертовски боялся позволить себе полюбить ее, нуждаться в ней. А вот Харпер, эта красивая, добрая, упрямая женщина, полюбила меня так сильно, что не позволила мне закрыться от нее. Мак, я чуть было не потерял ее, – сказал он, глядя на нее. – Ты можешь потерять Линка, я правда не люблю этого парня, но, если ты не разгребешь это дерьмо сейчас, тебе никогда не представится тот шанс, который представился мне с Харпер. Ты всегда будешь чувствовать себя одинокой.

«Что ж, черт возьми. Это больно».

– И, знаешь, если Линк увидел тебя в таком виде и ушел или позволил тебе уйти, может быть, это не тот парень?

– Он не видел меня. Не рассмотрел. Я не позволила ему.

Люк вздохнул.

– Поверь мне, я бы предпочел ненавидеть этого парня всю жизнь, – сказал он. – Короче, вы оба облажались. И теперь вы оба должны решить, хватит ли у вас смелости воспользоваться реальным шансом.

Реальный шанс. Могла ли она иметь его с учетом ее воспитания?

– Я даже не знаю, что такое здоровые взаимоотношения, – призналась она, откидываясь на диванную подушку.

– Мак, черт побери, открой глаза. Посмотри на Глорию и Альдо. Посмотри на Софи и Тая. На моих родителей. Черт, мы с Харпер отлично ладим, потому что мы любим друг друга. Мы верим друг другу и справляемся с тяжелыми проблемами. Мы знаем, что всегда-всегда будем вместе. Ты не дала Линку шанса быть рядом с тобой. Я гарантирую, если бы ты позвонила ему и попросила забрать тебя из аэропорта, он приехал бы.

– Но тогда он увидел бы вот это, Люк. – Мак показала на свое лицо. – Он увидел бы жертву, которую нужно спасать, а не женщину, с которой ему, возможно, хотелось бы прожить всю жизнь.

Люк тяжело вздохнул.

– Ты несешь полную хрень. Короче, либо вы доверитесь друг другу и переживете тяжелые времена, либо нет.

– Кофе готов, – крикнул с кухни Альдо. – Дрими, я приготовил для тебя этот дерьмовый зеленый чай.

Прозвище сделало свое дело.

Уткнувшись лицом в ладони, Мак вскрикнула, дотронувшись до синяков.

– Мне все противно.