— Ты прекрасно знаешь, что я не езжу. Но дом Браннхёуга — вверх по этому склону. И когда мы получили это чертово сообщение, то сели в машину и прикатили сюда.

— Что тут происходит?

— Я хотел тебя об этом спросить. В доме никого нет. Но дверь была приоткрыта.

— Вы все тут осмотрели?

— От чердака до погреба.

— Интересно. Собаки, как я понимаю, тоже нет.

— Никого, ни псины, ни людей. Но в погребе как будто кто-то побывал, потому что в подвальной двери выбито стекло.

— Понятно. — Харри посмотрел вдоль Ирисвейен. Между домов он увидел теннисный корт.

— Она могла уйти к соседям, — предположил Харри. — Я просил ее об этом.

Вебер и Харри вошли внутрь. В коридоре стоял молодой полицейский и смотрел в зеркало над телефонным столиком.

— Ну, Муен, ты видишь признаки разумной жизни? — язвительно спросил Вебер.

Муен повернулся и коротко кивнул Харри.

— Ну… — протянул он. — Не знаю, насколько это разумно. Скорее, непонятно. — Муен указал на зеркало.

Харри и Вебер подошли ближе.

— Вот те на! — воскликнул Вебер.

На зеркале губной помадой крупным почерком было написано:

БОГ МОЙ СУДЬЯ.

У Харри пересохло в горле.

Вдруг с грохотом распахнулась входная дверь.

— Что вы тут делаете? — спросил человек, показавшийся на пороге, — против солнца его лица не было видно. — И где Бурре?

Это был Эвен Юль.

Харри сидел за столом напротив явно взволнованного Юля; Муен отправился расспрашивать соседей, не заходила ли к кому-нибудь из них Сигне Юль. Веберу вдруг понадобилось срочно уехать по каким-то делам, связанным с убийством Браннхёуга, и он отбыл в полицейской машине. Харри пообещал подвезти Муена на своем «форде».

— Обычно она предупреждала перед тем, как куда-нибудь уйти, — сказал Эвен Юль. — То есть предупреждает.

— На зеркале в коридоре — ее почерк?

— Нет, — ответил Юль. — По крайней мере, мне так не кажется.

— Надпись сделана ее помадой?

Юль смотрел на Харри, не говоря ни слова.

— Она чего-то боялась, когда я разговаривал с ней по телефону, — сказал Харри. — Она говорила, что кто-то хочет ее убить. Вы можете предположить, кто бы это мог быть?

— Убить ее?

— Так она сказала.

— Сигне никто не хочет убить.

— Значит, нет?

— Да вы с ума сошли!

— В таком случае получается, что у вашей жены неустойчивая психика. Может быть, она истеричка с манией преследования?

Эвен Юль не отвечал, и Харри решил, что он не расслышал его слов. Но тут хозяин покачал головой.

— Замечательно, — Харри встал. — Постарайтесь нам помочь. Обзвоните всех ее друзей и родственников, у которых она могла искать убежища. Я уже объявил ее в розыск, мы с Муеном проверим дома в округе. Пока мы больше ничего не можем сделать.

Когда Харри вышел за ворота, он увидел Муена, шагающего к нему навстречу. Молодой полицейский покачал головой.

— А какой-нибудь машины люди не видели? — спросил Харри.

— В это время дома сидят только пенсионеры и матери с грудными детьми.

— Пенсионеры обычно все подмечают.

— Наверное, к здешним это не относится. Если здесь вообще произошло что-нибудь, заслуживающее внимание.

Заслуживающее внимания. Харри не понимал почему, но эти слова вызвали у него в подсознании странный резонанс. Дети на велосипедах уже куда-то уехали. Харри вздохнул:

— Поехали отсюда.

Когда Харри вошел в кабинет, Халворсен разговаривал по телефону. По жесту коллеги Харри понял, что тот говорит с осведомителем. Если он по-прежнему пытается найти ту женщину из «Континенталя», значит, поход в МИД помог не особо. Бумаг в кабинете почти не было, кроме стопки архивных копий на столе Халворсена — «Дела о винтовке Мерклина».

— Нет, так нет, — сказал Халворсен. — Если что узнаешь, позвони, о'кей?

Он положил трубку.

— Эуне звонил? — спросил Харри, садясь в свое кресло.

Халворсен кивнул и показал два пальца. Два часа. Харри посмотрел на часы. Эуне приедет сюда через двадцать минут.

— Достань мне фотографию Эдварда Мускена. — Харри взял трубку, набрал номер Синдре Фёуке и договорился встретиться с ним в три. Потом рассказал Халворсену об исчезновении Сигне Юль.

— Думаешь, это может быть как-то связано с убийством Браннхёуга?

— Не знаю, поэтому мне и нужно поговорить с Эуне.

— Зачем?

— Затем, что я все больше уверяюсь в том, что мы имеем дело с сумасшедшим. А значит, нужен совет специалиста.

Эуне можно было назвать большим человеком по нескольким причинам: он страдал излишком веса, был ростом под два метра и считался лучшим психологом страны в своей области. Психопатология к этой области не относилась, но Эуне, будучи талантливым специалистом, помогал Харри и в этих вопросах.

У доктора Эуне было дружелюбное, открытое лицо, — Харри часто казалось, что он слишком мягкий и ранимый и боль другой души не проходит для него бесследно. Когда Харри спрашивал его об этом, Эуне отшучивался, что тяжело, конечно, но кому сейчас легко?

Сейчас Эуне напряженно и сосредоточенно слушал рассказ Харри. Об убийстве Халлгрима Дале, Эллен Йельтен и Бернта Браннхёуга. Об Эвене Юле, который сказал, что им нужно искать квислинговского легионера, и о том, что в поддержку этой версии говорило убийство Браннхёуга, совершенное на следующий день после интервью «Дагбладет». И в заключение — об исчезновении Сигне Юль.

Выслушав Харри, Эуне некоторое время сидел и думал, качая головой и похмыкивая.

— Боюсь, я особо вам помочь не смогу, — сказал он наконец. — Единственная зацепка, которую я вижу, — та надпись на зеркале. Это похоже на визитную карточку, что типично для серийных убийц. Особенно для тех, кто совершил уже несколько убийств, чувствует себя в безопасности и хочет для остроты ощущений подразнить полицию.

— Эуне, у этого человек есть отклонения в психике?

— Тут все относительно. Мы все с отклонениями. Вопрос в том, насколько мы способны соответствовать установленным в обществе нормам поведения. Никакой поступок сам по себе не является признаком ненормальности, нужно рассматривать его в контексте других действий. Скажем, большинству людей импульсы промежуточного мозга не позволяют убивать себе подобных. Установка на защиту собственного вида продиктована эволюцией. Но если долго тренироваться, можно преодолеть этот внутренний тормоз. Тогда он ослабевает. К примеру, у солдат. Если мы с вами вдруг начнем убивать, отклонения у нас, скорее всего, появятся. Но возможно, не появятся, как не появляются они у наемных убийц или… у полицейских.