Миссис Биггс принесла заказ. Брюс вгрызся в свой сэндвич с беконом; из сэндвича потек кетчуп.

– Мм… Самое то.

Эльф салфеткой промокнула алую капельку с подбородка Брюса. Низ живота тянуло – явно приближались критические дни. Они не то чтобы запаздывали, но она все равно почувствовала облегчение. А потом задумалась. Интересно, если бы у них с Брюсом был ребенок, на кого бы он был похож – на Флетчера или на Холлоуэй?

– Я доработал «Сердечный водоворот», – сказал Брюс. – И даже на мой самокритичный взгляд вышло очень неплохо.

– А что ты сделал с припевом?

– Ну, как ты и говорила, в медленном темпе он зазвучал гораздо лучше. Спасибо.

– Всегда пожалуйста. Очень и очень за тебя рада! У тебя все получится.

– Ты меня вдохновляешь, Вомбатик. Ты, «Куда ветер дует», ну и господа Мосс, Гриффин и де Зут. Хоть они меня и недолюбливают, но я прекрасно понимаю, что они хорошенько встряхнули раскидистую крону музыкальной индустрии Сохо и собрали упавшие плоды. Порой самые лучшие учителя – не друзья, а свои же ошибки.

– Ой, быстро запиши, – сказала Эльф. – Не то забудешь.

Брюс послушно вытащил шариковую ручку и записал строку на салфетке.

– А не проще ли тебе собрать свою группу, чем в одиночку мучиться? – спросила Эльф.

Брюс цокнул языком и помотал головой:

– Мы же с тобой это обсуждали, любимая. Если еще и я начну мотаться по концертам, вот как вы, то мы будем совсем редко видеться. А я не хочу тебя снова потерять. Нет, ни за что на свете. Сама знаешь, многие знаменитые исполнители не хотят или не могут сами сочинять песни. Элвис. Синатра. Том Джонс. Силла Блэк. И таких полным-полно. Клифф Ричард еще. Вот и я так смогу. В конце концов, пианино у нас есть. Связи у меня есть. Фредди Дюк. Хауи Стокер. Лайонел Барт. «Куда ветер дует» приносит тебе кое-какой доход, а если и я сочиню три-четыре хита, нам уже можно будет строить планы. Так что я решил заняться сочинением песен для других. Это моя лесенка к звездам, и я теперь с нее не слезу.

Эльф перегнулась через стол и поцеловала бойфренда.

Брюс облизал палец.

– Я тебя не заслужил, Вомбатик.

– Я помогу тебе всем, чем могу, Кенгуренок. Ты же знаешь, что мое, то твое.

Джаспер добавляет к «Докажи» гитарное соло, которого не было на репетициях. Потрясающе! «Не понимаю, как у него это получается», – думает Эльф и косится на Дина. По лицу Дина ясно, что он думает то же самое. За игрой Джаспер избегает нарочито театральных телодвижений, но музыка все-таки находит отражение в его чертах. Сдержанное упоение чистым благозвучием аккорда, осторожное изумление, когда во время импровизации ему неожиданно открываются новые просторы, едва завуалированный исступленный восторг от пронзительной высокой ноты. «Только когда он играет, начинаешь его понимать». Джаспер завершает соло истошным воплем «стратокастера», как в «Iron Man»[97], и смотрит на Эльф. Взгляд означает: «Твоя очередь». Эльф возвращается к череде своих аккордов и превращает ее в соло в стиле буги-вуги. «Как же все-таки здорово!» – думает она. Ей доставляет несказанное удовольствие видеть, как незнакомые люди проникаются сочиненной ею песней. В музыкальном отношении «Докажи» ближе к чикагской блюзовой традиции, чем к фолку, который Эльф исполняла раньше, и в кингстонском фолк-клубе, и в Ричмонде, и в «Кузенах». «Если решим записать, то хорошо бы еще добавить дудки». Однако для Эльф фолк – не столько жанр, сколько общий настрой музыки. Если в песне говорится о жизни рабочих, угнетенных, бедноты, батраков, обездоленных, изгоев, иммигрантов и женщин, то Эльф причисляет ее по духу к фолку. Это своего рода политическое заявление. «Мы существуем, мы важны, мы немало значим, и эта песня – доказательство». Она завершает соло на ре большой октавы, на втором ре слева – на своей любимой клавише, смотрит на королеву пиктов и ее сестер и вспоминает подавальщиц с картин Тулуз-Лотрека. «Усталые, изможденные, вымотанные, но все равно озаренные мечтами о лучшей жизни… несломленные, несгибаемые…» Музыка зазвучала тише, вступлением к следующей, «сонной» строфе. Эльф смягчает голос.

На следующее утро после возвращения из Гулля, с похорон Стива, Эльф проснулась в предрассветной мгле. Брюс тихонько похрапывал, а за окнами город наигрывал музыкальное сопровождение. Эльф услышала вальс. Звучало фортепьяно, в углу рядом с кухней. Эльф совсем не испугалась. От волшебных, чарующих звуков не исходило никакой угрозы. Она увидела руки пианиста. Правая вела мелодию нисходящими четвертями на первой и второй долях внахлест: от до – к до октавой ниже, затем так же от фа – к фа, си-бемоль – си-бемоль; ми – ми. Левая рука работала двойными джазовыми триолями, но не в стиле дикси, а в блюзовом ладу. Музыка смолкла. Эльф захотелось услышать ее еще раз. Пианист послушно повторил. На этот раз Эльф обратила внимание на терции в правой руке: ми – си; ре – фа; до – ми, и снова наверх, к ля – соль, на которых рука раскрывалась шире, затем первый палец на фа, а пятый – на си-бемоль…

Эльф накинула халат, подошла к фортепьяно, взяла лист нотной бумаги, разложила последовательность: до, фа, си-бемоль, ми, затем повторила вальсовую схему снизу вверх еще раз… Вот. Первая половина была почти похожа на то, что исполнил невидимый пианист. Третью четверть надо было додумывать. Эльф тихонько взяла несколько аккордов. К последней четверти на Ливония-стрит въехал фургон молочника, позванивая колокольчиком. Финальные такты пришлось сочинять самостоятельно, опираясь на материал первой половины, приведя его к логическому завершению. Вот и все. Три страницы нот. Эльф сыграла композицию с начала до конца, понимая, что она сложилась.

– Доброе утро, Вомбатик, – сказал Брюс, появившись в дверном проеме. – Очень мило.

– Извини, что разбудила. Мне приснилась песня.

Брюс подошел к пианино, зевнул и поглядел в ноты:

– А название у нее есть?

Эльф внезапно поняла, что – да, есть.

– «Вальс для Гриффа».

Брюс состроил мину:

– Придется и мне чудом выжить в аварии на трассе. Может, тогда ты напишешь «Балладу о Брюсе».

Спустя две недели после похорон все отправились в Гулль, навестить Гриффа. Поездка вышла безрадостной. Мимо «Синего вепря» проехали не останавливаясь. Гриффа уже выписали из больницы, и он жил у родителей. Отца Гриффа, водителя автобуса, срочно вызвали на работу, подменить заболевшего товарища. Мать, все еще не в себе от горя, теперь вдобавок переживала и за Гриффа. Он не выходил из дома, не высовывал носа из своей комнаты и ни с кем не хотел разговаривать. Мама Гриффа угостила всех чаем и кексом, Эльф помогла ей расставить цветы. Грифф все-таки спустился в гостиную. Синяки начали сходить, гипс уже сняли, волосы понемногу отрастали, но Грифф больше не шутил, не задавал дурацких вопросов и на все отвечал односложно или просто кряхтел и фыркал.