Полковник Скудин и майор Хомяков сошлись посередине.

– Кто такие?! Прочь немедленно! Пристрелю!..

«А вот кто я такой». Кудеяр представился и предъявилполномочия по-простому: ни слова не говоря, отправил собеседника в глубочайшийнокаут. Без каких-то особых затей, наотмашь, тыльной стороной кисти… Но с такойчудовищной силой, что майору потом еле склеили вдребезги разнесённую челюсть, азубов не смогли вернуть даже позднейшие протезисты. И это помимо капитальногосотрясения мозга, которое, в общем-то, всего через год и поставило на егокарьере жирный косой крест.

Обмякнув, Хомяков-старший вяло привалился к переднему колесугрузовичка… Тётя Тося воспользовалась моментом и оттолкнула одного из державшихеё. Второй дёрнулся было к кобуре, но встретился глазами с пушистой белойсобакой. Очень большой, очень умной, очень красивой – и смертельно опасной, какготовая прыгнуть змея. Рука не кончила движения и тихо-тихо отползла подальшепрочь от оружия.

…А потом приехавшие на джипах выстроились цепочкой ипередавали из рук в руки невесомых, закутанных во что попало детей, иЗвягинцев, подхватывая очередной едва шевелившийся кулёк, тщетно пыталсярассмотреть лицо и понять, которым же среди них был он сам.

– Который?.. Который?.. Который?..

Вот и весь завод «Арсенал», вот и все биолокационные планыпо розыску спасителя человечества. Всё развеялось и померкло при виде детей,которых надо было спасать. Пришельцы из будущего, марсиане, ангелы в камуфляжепроводили тарахтящую полуторку по городским улицам до самого места сбораавтоколонн, уходивших на Ладогу. Потом повернули назад, и тут завыли сирены.Где-то ложились на крыло адские железные птицы, нёсшие смерть.

Виринея вдавила в пол педаль газа, безошибочно выбираядорогу, Гринберг не отставал. В какой-то момент Льву Поликарповичу показалось,будто цепочка гулких разрывов совпадала с их собственной траекторией, –упустив жертву, Ананке-Неотвратимость хлестала полотенцем, пытаясь достать тех,кто отважился над Ней посмеяться.

Они вылетели на угол Жуковского и Восстания ровно в тотмомент, когда впереди, ближе к Литейному, тяжело ухнул взрыв, обратившийбуквально в труху помещение спецприюта. Гороскоп, составленный фон Траубергом,не подвёл.

– Держись!.. – пронзительно закричала Виринея.

Второй джип пристроился справа, притёрся к самому борту, вокна уже высовывались крепкие и цепкие руки.

Не было времени затягивать стропы, оставалось полагатьсятолько на силу человеческих мышц. Джипы синхронно взревели, взлетая на мёрзлуюосыпь, как на трамплин, Лев Поликарпович успел увидеть обрыв, разверзшийсянепосредственно перед капотом…

…И машины поглотила яркая вспышка, воспринятая немногимисвидетелями как очередной разрыв. Через секунду поблизости в самом деле упалафугасная бомба, и осыпь не выдержала. Надломленные перекрытия заскрежетали иподались, поползли чуть прихваченные стужей завалы битого кирпича, взвиласьцементная пыль пополам с потревоженным снегом… Со стороны дело выглядело так,будто злополучные автомобили подхватило взрывной волной и зашвырнуло в руины, датам и засыпало. Только обломков почему-то никто потом не нашёл.

КрАЗ-260, натужно пыхтя, без особой спешки двигался по улицеБроневой. Уже после экспедиции в Фаюм прикормленные историки сообщили СемёнуПетровичу, что «администрация» древнеегипетского владыки вкупе с самим монархомпо-тогдашнему называлась «Пер-о», что и породило при посредстве еврейскогоязыка привычного нам «фараона», а означало сие выражение ни много ни мало…«Большой дом».[54]

Кончив хохотать, Папа решил узреть в этом совпаденииуказующую руку Судьбы. Пустяк, но благодаря ему отпали последние сомнения.Хомяков твёрдо вознамерился навестить деда.

Хотя, собственно, холера с ним, с дедом-то. Внукаинтересовал чемодан.

Небеса над городом жили своей собственной жизнью, очень малосообразуясь с календарным временем года и суток. КрАЗ тяжело переваливался,одолевая форменные надолбы, в которые ночной мороз превратил недавнюю слякоть,часы на руке Семёна Петровича показывали половину шестого утра, но засмотровыми щелями кабины вместо кромешного январского мрака разгоралсянежно-розовый, вполне июньский рассвет. И где разгорался? На северо-западе.

«Тьфу, пропасть. – Без пяти минут римский цезарь всёболее брезговал этим городом, этой страной, неудержимо катившейся втартарары. – Италия… пинии… тёплый ветер над Тибром…»

КрАЗ затормозил перед опущенным шлагбаумом.

– В кузове посмотри, – привычно бросил Макаронхмурому сержанту, подошедшему спросить пропуск.

К его немалому удивлению, вместо столь же привычного «Петя,порядок, пропускай…» раздалось непреклонное:

– Документы!

А из вагончика, служившего бытовкой стражам ворот, началивыскакивать бойцы. Торопливо надевая красные шлемы, они цепью двинулись костановившемуся грузовику. Ими командовал незнакомый майор – невысокий,коренастый, кривоногий, и было в его бульдожьей физиономии нечто такое, чтоСемёна Петровича посетило скверное предчувствие: ох, не будет добра.

Вот что значит привычка к вседозволенности, к ежедневномуосознанию собственного могущества. Как же начинают раздражать мелкие людишки,дерзающие совать палки в колёса золотых колесниц триумфаторов. Таких людишекнадо распинать вдоль Аппиевой дороги.

Давить, как клопов… Семён Петрович оскалил зубы и рявкнулМакарону:

– Вперёд!

КрАЗ с рыком выдохнул синее облако, и майорское воинствокинулось врассыпную, спасаясь из-под колёс. Это вам не с мелкой шелупоньюсражаться! Они начали стрелять, но пули отскакивали от железного кузова ибронированных фартуков, прятавших скаты. Грузовик снёс лёгкий пластиковыйшлагбаум и сразу свернул за угол, уходя из-под огня. Только и мелькнул всмотровых щелях силуэт старого танка, торчавшего в тылах КПП. Мелькнул ипропал, Хомяков заметил его и сразу забыл, лишь мимолётно подумал: «Дерьмо.Выставили пугало, недоумки. С постамента небось…»

Знать бы Семёну Петровичу, что «тридцатьчетвёрка»происходила действительно с постамента. Но! Когда старый танк решили попробоватьвернуть к жизни, поставили все четыре полагавшихся аккумулятора и залилисолярку, – он завёлся с полоборота.[55] И самостоятельно,а не на трейлере проделал весь путь от пресловутого «вечного поста» к новомуместу службы. Боекомплект на него, правда, не выдали, но древняя машинаоставалась по-прежнему грозным оружием. Очень грозным. Далеко не пугалом для дураков.

Первые несколько сот метров по Кубинской КрАЗ преодолел слёгкостью, оставив далеко позади последние выстрелы и крики «красноголовых».Потом началась полоса препятствий, и движение волей-неволей замедлилось. Напути стали всё гуще попадаться брошенные автомобили. Можно было проследить, какво время эвакуации окрестных кварталов местные автовладельцы пытались спастиумирающих железных коней. Одним удалось вырваться, другие не успели.УАЗ-«буханочка» теснил ближнего и штурмовал тротуар. Так он и замер с однимколесом на поребрике. Красная «Нива» из последних сил волокла на буксиресоседского «Запорожца» с инвалидным значком. Теперь с буксирного конца свисалисосульки. Навьюченную пожитками «Волгу», скончавшуюся при выезде из двора, всейсемьёй катили руками. Пока она беспомощно не уткнулась в непреодолимый затор…