Пол. У нее были седеющие волосы, собранные в низкий хвост. Оделась она в бесформенное синее платье и туфли на каучуковой подошве. Она напоминала обычную бабушку. Сейчас она дружелюбно улыбнулась Шарлотте и села на место свидетеля. «Вот это, — подумала я, — многообещающе».

— Мисс Пол, вы указали, что вы на пенсии.

— Не знаю, подходит ли для этого слово «пенсия»…

— Чем вы в последнее время занимались? — спросила я.

— Ох! — вздохнула она. — Я сестра милосердия.

День обещал быть очень долгим.

Шон

Когда Шарлотта наконец вернулась домой после отбора состава жюри присяжных, ты обставляла меня в скрэбл.

— Как все прошло? — спросил я, но все понял, не успела она произнести ни слова: выглядела она так, будто ее переехал грузовик.

— Они все пялились на меня, словно я какая-то диковинка.

Я кивнул, не зная, что и сказать. А что еще она ожидала?

— Где Амелия?

— Наверху, стала единым целым со своим айподом.

— Мам, — позвала ты, — хочешь поиграть? Можешь присоединиться, не важно, что ты пропустила начало.

За восемь часов, которые я провел с тобой сегодня, я так и не смог сказать о разводе. Мы прогулялись в зоомагазин, где увидели, как змея ест мертвую мышь, посмотрели диснеевский фильм, сходили в магазин за продуктами и купили спагетти «Шеф Боярди», которые твоя мать называла «Шеф МСГ». На самом деле мы провели идеальный день. Я не хотел становиться тем, кто потушит огонь в твоих глазах. Может, Шарлотта это знала, поэтому и предложила, чтобы я рассказал тебе обо всем сам. И может, по этой же причине она посмотрела на меня и вздохнула:

— Ты, должно быть, шутишь. Шон, прошло три недели.

— Не было подходящего момент…

Ты сунула руку в мешочек с буквами.

— Мы перешли на слова из двух букв, — сказала ты. — Папа назвал «Оз», но это место, а их нельзя использовать.

— Подходящего момента никогда не будет. Милая, я и правда очень устала, — сказала Шарлотта, поворачиваясь к тебе. — Можно мне сыграть в другой раз?

Она прошла на кухню.

— Я сейчас вернусь, — сказал я тебе и последовал за ней. — Знаю, что не имею права просить об этом, но… мне бы хотелось, чтобы ты была там, когда я скажу ей. Мне кажется, что это важно.

— Шон, у меня был ужасный день…

— А я собираюсь сделать его еще более ужасным. Знаю. — Я посмотрел на нее сверху вниз. — Пожалуйста.

Шарлотта молча вернулась в гостиную вместе со мной и села за стол. Ты радостно посмотрела на нас:

— Значит, хочешь сыграть?

— Уиллоу, у нас с мамой есть кое-какие новости.

— Ты собираешься насовсем вернуться домой? Я знала. В школе Сапфира сказала мне, что как только ее отец уехал из дому, то влюбился в подлую стерву и теперь ее родители не вместе, но я сказала, что ты так никогда не поступишь.

— Я же тебе говорила, — повернулась ко мне Шарлотта.

— Уиллс, мы с твоей мамой… разводимся.

Она посмотрела на каждого из нас:

— Из-за меня?

— Нет, — одновременно сказали мы с Шарлоттой.

— Мы оба любим тебя и Амелию. Но мы с мамой больше не можем быть парой.

Шарлотта отошла к окну, повернувшись ко мне спиной.

— Ты по-прежнему будешь видеться с нами обоими. И жить с нами. Мы сделаем все, чтобы облегчить тебе жизнь, почти ничего не изменится… — Пока я говорил, твое лицо искажалось все больше и больше, становясь пунцовой маской злости.

— Моя золотая рыбка, — сказала ты. — Она не может жить в двух домах.

У тебя жила бойцовая рыбка, которую мы купили на прошлое Рождество, самый дешевый домашний питомец, которого мы могли себе позволить. Ко всеобщему удивлению, она прожила больше чем неделю.

— Мы заведем тебе вторую, — предложил я.

— Но мне не нужны две золотые рыбки!

— Уиллоу…

— Я ненавижу вас! — закричала ты и заплакала. — Ненавижу вас обоих!

Ты выпрыгнула из кресла, словно пуля, побежав быстрее, чем я мог себе представить, прямо до парадной двери.

— Уиллоу! — выкрикнула Шарлотта. — Будь…

Осторожна.

Я услышал вскрик, прежде чем добежал до двери. Ты так торопилась убежать от меня, от этих ужасных новостей, что забыла об осторожности и теперь лежала на крыльце, где и поскользнулась. Левое бедро было вывернуто под углом девяносто градусов, пробив тонкую кожу, белки глаз посинели до безобразия.

— Мамочка! — позвала ты, а потом твои глаза закатились.

— Уиллоу! — завизжала Шарлотта и бросилась на колени рядом с тобой. — Звони в «скорую», — приказала она, а потом нагнулась к тебе и принялась что-то нашептывать.

На долю секунды, когда я смотрел на вас двоих, я поверил, что именно она была лучшим родителем для тебя.

Если можете, то не ломайте кости в пятницу вечером. А что важнее, не ломайте бедренную кость на выходных, которые приходятся на ежегодный съезд хирургов-ортопедов Америки. Оставив Амелию дома одну, Шарлотта поехала с тобой в машине «скорой помощи», а я последовал за вами на внедорожнике. Хотя серьезные переломы оперировали ортопеды в Омахе, этот оказался слишком тяжелым, чтобы просто обездвижить тебя, пока его смогли оценить. Нас направили в местную больницу, и мы узнали в приемной травмпункта, что на осмотр к нам вызвали хирурга-ортопеда, который проходил стажировку.

— Стажер? — спросила Шарлотта. — Послушайте, без обид, но я не позволю стажеру поставить штифт в бедро моей дочери.

— Я делал подобные операции и раньше, миссис О’Киф, — сказал врач.

— Но не у девочки с НО, — возразила Шарлотта. — И не у Уиллоу.

Он предлагал поставить в твое бедро штифт Фассье-Дюваль, увеличивающийся вместе с ростом. Это был новейший доступный нам штифт, который переплетался с эпифизом, что бы это ни значило, защищая его от смещения, как бывало с прежними штифтами. Но главное, тебе не пришлось бы носить «ортопедические штаны», необходимые для восстановления бедренной кости. Вместо этого на три недели тебе бы наложили функциональную шину длиной во всю ногу. Неудобно, особенно летом, но не настолько изнурительно.

Я гладил тебя по голове, пока длился спор. Ты пришла в сознание, но ничего не говорила, только смотрела прямо перед собой. Это меня до ужаса напугало, но Шарлотта сказала, что такое часто случалось при тяжелом переломе, что-то связанное с эндорфинами, производимыми телом для самовосстановления. Но вот ты задрожала, будто от шока. Я снял куртку, чтобы набросить на тебя, раз больничное одеяло не помогало.

Шарлотта нудно спорила с врачом, бросалась именами и наконец заставила парня позвонить своему куратору, бывшему на съезде в Сан-Диего. Зрелище завораживало, напоминая прекрасно спланированное наступление: продвижение, отступление, поворот к тебе перед следующим ходом.