* * *

В общем, я находился в Хэрроу-Кросс уже около месяца, когда получил первое письмо от Аделы.

Я как раз работал в лаборатории, то есть сидел на стуле в темном углу и наблюдал, как инженеры снуют туда-сюда, размахивая руками и сталкиваясь с призраками, которые тоже размахивали руками, хотя и молча.

Лаборатория была выстроена в ангаре на одной из крыш высокого здания. В ангаре не было окон, и он был таким огромным, что от взрывов прототипов не дрожали стены и не шевелились электрические лампы на потолке. Ангар был в основном белым, как кость, иногда серым, как оружейный металл, а плиты на полу складывались в ту же непонятную решетку, что и в кабинете, где я впервые увидел мистера Бакстера.

Адъютантка оставила меня одного. Ко мне подошли два инженера, попросивших решить их спор о природе Процесса, и я ответил им, не думая и даже не глядя в их сторону. Еще один инженер протянул мне бумаги с наблюдениями об эксперименте в Блэк-Лейк – результаты были досадны для них и радостны для меня, так как прототип спалил всего лишь один сарай. Какой-то молодой инженер сунул мне в руку клочок бумаги и быстро ушел – я не успел развернуть тяжелое кресло, чтобы увидеть его лицо.

* * *

Но никаких писем не приходило еще две недели. Я злился на Аделу, потом надеялся на встречу с ней, затем расчувствовался, опять разозлился и в конце концов загрустил.

* * *

Была середина дня. Рядом со мной стояли три инженера, повернувшись ко мне спиной, – ряд черных мундиров. Среди них была женщина. Не знаю, как ее звали. Внимание всех было приковано к Аппарату, шестеренки которого бешено крутились. Аппарат излучал свет. И фантомы становились хорошо заметны.

Инженеры переговаривались, не обращая внимания на меня, а я почти не замечал их, с грустью размышлял об Аделе. Я думал, что наверняка больше никогда о ней не услышу и что, возможно, в том, что она сделала, виноват я: если бы я только спас пианино, возможно, девушка не дошла бы до предела, вынудившего ее застрелить мистера Бакстера. Возможно!

Один из инженеров сказал:

– Не получится.

– Но он выдавал результаты, – возразил его товарищ.

– Это тупик.

– Вам легко говорить. Ваша команда работает с новыми данными.

– Новыми данными? Какими?

– Тсс… Последняя облава. Привезли с полтонны лома, сейчас над ним работают шифровальщики – обещают новые идеи.

– Гм… Я считаю, это несправедливо. Почему моя команда не видела этих данных?

– Связи! Нужно знать, какими связями пользоваться.

– Не связи, а кумовство, оно пагубно для эффективной работы и совершенно неуместно. Когда это случилось? Почему моей команде ничего не сообщили?

– На прошлой неделе. Говорят, что добычу привез сам Локомотив Хэрроу-Кросс – полтонны железяк, как обычно, и дюжину субъектов для допроса.

– Что ж, я буду жаловаться. Почему моей команде ничего не сообщили?

– Что за облава? – вмешался я в разговор.

Инженеры обернулись. Один заморгал, а другой снял очки и начал их протирать.

– Какая облава?

– Тсс… мистер Рэнсом.

– Что за чертова облава? О чем вы? Не смотрите так на меня, а отвечайте, черт вас дери, что за облава?

– Вам это ни к чему, сэр.

– Или вы скажете, или больше ни слова от меня не услышите. Не смейте мне лгать. Я здесь главный. Что за облава?

Тот, что протирал очки, надел их обратно:

– А вы как думаете, мистер Рэнсом? Вы отыскали свою штуку в лачуге холмовика. Все это знают. Кридмур и та женщина… они свое оружие там же нашли. Все так говорят. Последние полгода линейные проводят облавы в лесу Племени в радиусе тысячи миль от Восточного Конлана. Конфискуют у холмовиков предметы с резьбой. Допрашивают жителей. Добывают информацию. Погибли хорошие люди. Что вы так уставились, мистер Рэнсом? Думали, мы не будем пытаться сами что-то найти?

Не знаю, что я на это ответил.

– Мы получим свое, с вами или без вас, сэр. По правде сказать, я понятия не имею, зачем вы нам вообще.

Остальных инженеров эта речь, кажется, обеспокоила. Видимо, я перевернул их представления о иерархии. Но они не возмутились и не извинились – все снова отвернулись от меня, когда свет Процесса неожиданно мигнул.

Во время нашего разговора свет прототипа постепенно разгорался, тени в ангаре становились все резче, а количество фантомов росло. Многие из них, хотя и не все, выглядели как холмовики. Готов поклясться, что видел среди них мистера Карвера. Фантомов было гораздо больше, чем нас с инженерами.

Позже в тот день я попытался покончить с собой. Оказалось, что окна высоких башен на станции Хэрроу-Кросс сделаны не из стекла, хотя и похожи на него, и даже разогнавшемуся креслу-коляске не под силу их пробить.

Я собирался написать еще о Хэрроу-Кросс и о наших опытах, о том, что, несмотря на всеобщее заблуждение, я не служил Линии добровольно и сопротивлялся при каждом удобном случае.

Что ж, хотите – верьте мне, хотите – нет.

Однажды мы увидели в небе новые винтолеты. Возможно, это были разведчики. Наверняка они заметили наш лагерь. У меня нет времени, и я хочу написать о том, что случилось с Аделой.

* * *

Второе письмо от Аделы я получил почти так же, как первое. Его передал кто-то из инженеров – я не видел кто именно. Он быстро ушел и, когда я развернул кресло-коляску, уже затерялся в толпе других инженеров, секретарей и замерших в разных позах фантомов.

Из стопки отчетов выглядывал уголок бумаги, на котором я узнал почерк Аделы.

Я затолкнул листок обратно в стопку и достал письмо только вечером, когда адъютантка вернула меня в апартаменты и заперла за мной дверь.

* * *