Яра, то и дело поглядывая на распечатанную инструкцию, возилась с содержимым кофра: зачищала ножом провода, раскладывала по углам шашки взрывчатки.

— Страшно? — обернулась она, почувствовав на себе его взгляд. — Ну и правильно. Мне тоже страшно. Я в первый раз сама всю эту хрень собираю.

Женька улыбнулся ей — и рассеянно подумал, что, наверное, было бы естественно трястись от ужаса, когда в нескольких метрах от тебя человек первый раз в жизни сооружает взрывное устройство. Но это ведь Яра. Умная как чёрт Яра, которой присылали приглашение из самого настоящего университета в городской общине. А она отказалась ехать. Говорила, из-за матери.

Планшет снова жизнерадостно пискнул. Надо было звук отключить.

— Жень, кто это?

— Не знаю. Бот, наверное.

С каждым годом оставалось всё меньше настоящих пользователей — новяки, да и многие люди, предпочитали Нейтронет, которому не нужны были ни тонны медного провода, ни километры оптоволокна, а на радиацию — побочный эффект приёмо-передатчиков нейтринной сети — новякам было наплевать. И всё же в Интернете бурлила жизнь — странная и чужая, но жизнь. На форумах самозабвенно общались чат-боты, на почту сыпались диковинные письма от генераторов спама. Люди ушли из старой Сети, а призраки остались.

— Небось переписываешься со своей новячкой, — проворчала Яра. — Что там у неё сегодня? Сфотографировала десяток славненьких котиков? Искупалась в радиоактивной водице для остроты ощущений? Нет, честно, ума не приложу — о чём вы вообще беседуете?

Женька переключил планшет с голографического режима на планиметрический. Пробежала по экрану белая полоса, нетерпеливо замигала иконка клавиатуры — видеограмма перекодировалась в текстовый файл.

«Я песню нашла. Тебе понравится. Там про мертвецов». И смайлик.

Он достал из кармана бусинку наушника, покосился на Яру — та всё ещё возилась с клубком проводов. Закрыл глаза, вслушиваясь.

Я хотел быть как солнце, стал как тень на стене. И неотпетый мертвец сел на плечи ко мне.

Снаружи шумел дождь. И невозможно было представить, что сейчас надо будет подниматься, выходить в промозглую темень и опять ломиться через болотистый лес к трассе, а потом ехать мимо мёртвых оставленных деревень…

И с тех пор я стал видеть, что мы все как в цепях, И души мертвых солдат на еловых ветвяхМолча смотрят, как все мы кружим вальс при свечах, Каждый с пеплом в руке и с мертвецом на плечах.

Ну да, как-то так и есть. И самое странное, что без мертвецов на плечах, без памяти и боли мы, в общем-то, и не совсем люди.

— Жень!

Он вздрогнул и поднял взгляд. Яра держала в пальцах шприц.

— Это оно?

— Ага. LET-вакцина. Там, в холодильниках, их чёртова прорва, — она села рядом, вытянув длинные ноги. — Вот думаю, может, и мне вколоть?

— Ты что? — опешил он.

— Ну, тебе же новячки нравятся, — она криво усмехнулась. — Может, так мне удастся тебе угодить? Я ж как отшельник из этой сказки про Руслана и Людмилу. Из кожи вон лезу, а тебе наплевать. «Герой, я не люблю тебя»… Это всё так мило!

Она отшвырнула шприц в тёмный угол. И расплакалась.

И конечно, он поцеловал её.

* * *

Потом они стояли во дворе, и Яра, не отрывая взгляд от циферблата, отсчитывала секунды до взрыва, и да, рвануло ровно в полночь, и рвануло здорово, как в старых фильмах — так, что оба еле удержались на ногах. И Яра смотрела на огонь, а он — на неё, такую настоящую — со ссадиной на щеке, с отблеском пламени в глазах, с поседевшими от пыли волосами.

И смерти не было. Вот здесь и сейчас — просто не было, и всё.

IV

Пришла зима — лютая, злая. В четырёх теплицах приказали долго жить отопительные контуры. Впрочем, никто особо по этому поводу не убивался — и так понятно было, что еды на обитателей посёлка хватит с лихвой.

Жизнь в общине медленно угасала. Молодёжь разбегалась по свету: кто-то перебирался в городские поселения, где было всё-таки повеселее, но обычно из родительского дома уходили в центры LET-вакцинации. Старики ворчали, молились и готовились к неизбежному. А ровесники Евгения — наверное, последнее в истории потерянное поколение — метались в мучительных поисках Смысла.

Евгений встал из-за стола. Медленно пошёл к выходу, стараясь не наступать на скрипучие половицы — отец только недавно уснул, пускай поспит хотя бы пару часов до очередного приступа.

Старик не вставал с постели уже несколько месяцев, и, в общем-то, смирился с тем, что весну ему уже не увидеть. Огорчали его две вещи — недостроенный бункер и глупость сына с невесткой.

— Чего вы ждёте? — ворчал он. — Молодые ещё, здоровые. Юре вон уже пятый год пошёл. Я от вас внучку дождусь, или как? Ты всё равно дурью маешься целыми днями, сидишь над своей книжкой, так хоть бы детей растил.

Евгений был не против. Но решать ведь Яре? А они за прошлый год и виделись-то четыре раза. Какие там дети.

На Яру наконец-то обратили внимание лидеры движения традиционалистов. Работы был непочатый край — ездить по отдалённым общинам с группой вербовщиков, устраивать акции протеста, координировать какие-то дико важные и невероятно секретные проекты. Первое время Яра пыталась совмещать роли матери и активистки, но всем от этого было только хуже — и Юрке, который каждый вечер со слезами отказывался засыпать, потому что боялся, что наутро мама уйдёт, и Великой Святой Революции.

И Евгений её отпустил. Иногда становилось стыдно, что он сидит здесь, в глуши, и не помогает Яре — она ведь на него рассчитывала. Но Юрка, отец — их же не бросишь в пустом посёлке? А ещё Книга…

Он набросил на плечи отцовскую куртку и вышел во двор. Глаза заслезились от нестерпимой белизны снега.

Юрка возился в ледяной крепости. Как всегда, один: ровесников у него не было, а ребята постарше проводили дни и ночи в передвижном лагере традиционалистов — там можно было и пострелять, и собрать взаправдашнюю бомбу, и напиться совсем как взрослые. И, как обычно, Евгения накрыло чувство вины. Надо было тогда переезжать в городскую общину. Не слушать жалобы отца, а сделать так, как просила Яра. Может, там и был ад на земле — но в этом аду хотя бы водились дети.

— Что делаешь? — спросил Евгений.

— Строю бункер, — отозвался Юра. — Как дедушка. Вот, смотри. Тут комната для нас с тобой, эта — для Эль, это — дедушкина мастерская.

— А для мамы?

— Забыл, — еле слышно проговорил он.

— Ну, ничего страшного. Давай