чтобы вы с Юрой переехали ко мне! У нас есть врачи! И лекарства! Но нет же, наш гениальный литературовед предпочёл сидеть в глуши, лишь бы поближе к этой долбаной новячке!

— Да при чём тут Эль?

— Ладно, хорош меряться сослагательными наклонениями. Давай по-честному. Ты эгоист, солнце. Тебе было плохо от осознания собственного бессилия. И ты, чтобы больше никогда не мучиться и не бояться, забрал у него жизнь.

— Да почему? — не выдержал он. — Жить-то он будет. Иначе, чем мы с тобой — это да. Но дольше и счастливее.

— Счастливее, — Яра потянулась к почти пустой пачке сигарет. — Особенно когда он станет взрослым и кого-нибудь полюбит. А когда его отвергнут, нисколечко не расстроится. Улыбнётся и пойдёт бабочек ловить. Или строить макет Эрмитажа в натуральную величину.

Она закурила.

— Я сначала просто не представляла: ну как я после всего этого пойду к Юре? Оставила машину у входа и бродила по территории, охраны-то нет. Там несколько корпусов вроде детского сада для пробирочных. Уже ночь была, а одному новяку что-то не спалось. Он забирался на крышу общежития, швырял мяч вниз, потом спускался за ним, поднимался обратно и снова бросал. Я за ним час наблюдала, или дольше. Не выдержала, подошла к нему и спрашиваю: «Ты, наверное, изучаешь закон всемирного тяготения?» — «Нет». — «О, так ты у нас спортсмен? Тренируешься?» — «Нет». — «Суть игры, чтобы мячик улетел дальше, чем в прошлый раз?» А он таращится на меня, как на дуру. И говорит: «Я кидаю мяч. И подбираю. И снова кидаю». — «И всё?» Он смотрит — знаешь, как они умеют, то ли на тебя, то ли сквозь — и объясняет: «И подбираю. И снова кидаю». Смысл в процессе, а не в результате, понимаешь? — Яра вдавила окурок в столешницу. — Такие вот у нас с тобой преемники. Они не напишут новую «Илиаду», не полетят к звёздам — просто потому, что незачем. А вообще, ты знаешь, забавно. Теперь у нас ничья.

— Что?

— Это же я тогда написала Элькиной матери, чтобы та за ней приехала. Всё ради тебя, дурень ты этакий. Думала, с глаз долой — из сердца вон. Что ж, вот и прилетела обратка, — она затушила сигарету о край кружки. Потянулась за новой. — Теперь мой сын — новяк. И мне с этим, вроде как, жить.

И ведь ничего нового он не услышал. Ровно то, что ожидал. Просто мир стал ещё немного темнее.

— Кому ты отдал Юру?

— Я не помню номер бригады, но… — начал было Евгений, но Яра помотала головой.

— Кому? Ей?

Он кивнул. И сразу понял: Яра простила бы его за Юрку. Не сразу, конечно, и не полностью. Но этого — Эль — она простить не могла.

— Уйди, — попросила она. — Пожалуйста.

И он пошёл — прочь из собственного дома.

О том, что дома остались все черновики Книги, он вспомнил лишь наутро. Но, по правде сказать, без мертвецов на плечах идти было легче.

V

Заверещал рентгенметр. В наушнике противно скрежетнуло. Встревоженный голос Эль прорвался из невообразимой дали:

— Жень, тут опасно! Сверни обратно на дорогу.

— Она смогла здесь пройти. И я смогу, — сказал он сквозь зубы.

— Да зачем тебе это? — всхлипнула Эль. — Зачем ты за ней гоняешься? Может, её уже и на свете-то нет!

Он убавил громкость.

* * *

В последний раз он говорил с Ярой пару лет назад. Естественно, по Сети: Яра опять спасала мир — на этот раз в деревушке под Курском, он же тихо и интеллигентно спивался в заброшенном приморском посёлке.

— Опять напился, да? — поприветствовала его Яра — похудевшая, с коротким ёжиком волос.

— Ну почему сразу — «напился»? — проворчал он.

— Ты мне трезвым не звонишь.

— И то правда.

— Ну…как ты?

— Смотрю на море. Выращиваю орхидеи. Кота вот завёл. Рыжего. Книжки читаю. Тут так пусто, что почти хорошо. А ты, как всегда — на коне да во броне?

— Да вроде того.

— А смысл есть?

— А кто его знает, — вздохнула она. — Иногда кажется, что мы только и делаем, что пытаемся плевать против ветра.

— Так уйди. Серьёзно.

— А и уйду, — неожиданно согласилась она. — Только закончу уже с этой эвакуацией. Община-то крупная, зараза, триста дворов.

— И от чего их спасать?

— Новости не смотришь? Совсем уже долбанулся со своими котами и орхидеями. Ладно. Очередная история о том, как всех угораздило. Людям взбрело в голову поселиться под боком у старой АЭС. А новякам приспичило прокладывать метро — трансевразийский метрополитен, хоть об этом-то ты слышал? И один из тоннелей проходит как раз под энергоблоком. Правительство — там же сплошь новяки, что с них возьмёшь? — мямлит, как обычно: мол, деньги на переселение мы выделили, а насильно вывезти людей не можем, это противоречит догмату о свободе воли. Совет общины рогом упёрся — мол, у нас тут деды и прадеды похоронены, они бы не одобрили переезд. Вот я думаю иногда: на кой чёрт человеку свобода воли, если он её тратит, чтобы исполнять придури мертвецов? — она обернулась. Помрачнела. — Ладно, мне бежать пора. Завтра договорим.

* * *

Не договорили.

Авария была жуткой. Погибли даже несколько новяков, а выживших людей почти не осталось. Рвануло ночью, когда все спали. Слухи ходили разные: кто-то утверждал, что аварию устроили сами поселенцы, кто-то был уверен, что всё дело в безалаберности строителей.

Евгения пригласили на опознание. Он приехал, но так и не смог заставить себя зайти в ангар с телами. Он просто знал, чувствовал: что бы там ни утверждали результаты экспертизы, Яра жива. А через некоторое время узнали и остальные.

Он уже полгода шёл по её следу, угадывая его в руинах взорванных домов, в сообщениях о пропаже новяков. Связаться с Ярой не получалось: за ней охотились, и она была осторожна.

Ему надо было закончить разговор. Только и всего.

В этом посёлке даже декадент не смог бы разглядеть красоту смерти — слишком высока была ее концентрация. Искорёженные, словно пережёванные остовы зданий, рыжая пыль, едкая и вездесущая.

Старуху он заметил не сразу — неподвижная фигура, застывшая в дверном проёме, казалась ничуть не более живой, чем всё остальное. Только запах — немытого тела и застарелой болезни — заставил его обернуться.

— Добрый вечер! — поздоровался Евгений.

Старуха молча смотрела на него. Дуло пистолета, который она держала в руке — тоже.

— Я не причиню вам вреда, — прозвучало довольно нелепо. — Я ищу женщину. Примерно моих лет, с короткой стрижкой…наверное. Высокая…

— Сучка эта? — голос старухи оказался на