– Конечно.

Киран оглядывается на свою дочь, бредущую по снегу.

– Мы тут поговорили кое с кем из парней и сошлись на том, что надо бы положить предел дурдому. Ну, в смысле, Вульфгар уже мертв, а только что мы взломали тюрьму строгого режима. Я с тобой, брат. Это мой долг. Но я не хочу, чтобы моя дочь летела с нами.

– Значит, она не полетит. И ты тоже.

– Дэрроу…

– Это не обсуждается, Киран. У тебя талант к шестеренкам, но ты не создан для боя. А нас ожидает серьезная схватка.

Он знает, что я имею в виду. Я не хочу, чтобы он умер.

Заперев заключенных в камерах, мои люди ускользают в душ, а потом на камбуз поесть горячего. Я собираю нескольких упырей из группы поддержки в ангаре, чтобы сообщить им, что они с нами не идут. В их числе и Ронна. Киран неловко переминается в углу, пока я раздаю каждому остающемуся на Земле задания для помощи упырям, которые вернутся из боя. Нужна будет сеть, чтобы помочь им спрятаться и перегруппироваться. Потом Ронна набрасывается на меня и на отца.

– Так вот что чувствовали девушки, желавшие стать проходчиками, когда им говорили, что для этой работы нужен член! – злится она. – При всем уважении к вашему решению я заслуживаю того, чтобы отправиться с вами.

– И с чего ты это взяла? – спрашиваю я. – Я что-то не вижу плаща из волчьей шкуры. Ты ставишь двигатель впереди корабля, девочка.

– Не называй меня так! Ты солгал мне! Ты говорил, что у меня будет шанс показать, чего я стою!

– Вот твой шанс. Задание в Новой Спарте не менее важно, чем…

– Вздор! – рявкает она.

– Повтори!

– Ронна, хватит препираться, – бурчит Киран. – Он твой командир.

– Он, черт возьми, мой дядя! – Она тычет в меня пальцем. – Я не солдат поддержки, не шпион и не девочка. Я три года обучалась на кирасира. Хлебала грязь в Кабаньем Клыке. Я была третьей в базовом классе и второй по тяжелым танкам. Кроме меня, там было всего четверо алых. И все равно все говорили, что я тут лишь благодаря своему дяде. – Теперь она тычет себя большим пальцем в грудь. – Я драконий егерь Солнечной республики. Оператор меха[14]. В мои кости встроены разъемы. – Она демонстрирует нам разъемы в предплечьях для контакта с трехъярусным мехом, которым она училась управлять. – После испытаний на рабочие качества и всей этой чертовой нервотрепки я получила место в Двадцать четвертом. У меня наконец появилась возможность зашлаковать какое-то количество рабовладельцев, и тут появляешься ты, выдергиваешь меня из моего подразделения и доказываешь, что все вы правы. И чего ради? Чтобы я таскала ящики? Оставалась в тылу, когда мое подразделение идет в бой? Ждала возвращения парней?

– Так и что же? – спрашиваю я.

– Я просто хочу внести свой вклад. Это и моя война.

– Ты думаешь, одиночка может выжить на войне сам по себе? Ты часть подразделения. Ты должна доверять каждому его бойцу. А прямо сейчас я не уверен, что ты не станешь причиной чьей-то гибели. Так что ты либо подчиняешься, либо ищешь себе другой мундир. – Я могу восхищаться ее духом, но не ее самоконтролем. – Ты меня поняла, копейщик?

Какое-то мгновение мне кажется, что она плюнет в меня новой порцией желчи, но Ронна берет себя в руки и становится по стойке смирно:

– Да здравствует Жнец!

Она пулей вылетает из ангара, и Киран облегченно вздыхает.

– Спасибо за помощь, – бормочу я.

Он улыбается мне с невинным видом:

– Похоже, у тебя все было под контролем.

Я выжат как лимон и чувствую, что начинаю слишком остро реагировать даже на мелочи. Следуя указаниям Кирана, отправляюсь в каюту Квиксильвера на третьем уровне. Севро отжал колонки из капитанской гостиной и врубил какой-то классический ритмичный тарарам, от которого у Рагнара пошла бы кровь из ушей, а Клоун громко ноет, что из его каюты кто-то украл одеяла.

Когда я закрываю за собой дверь каюты, шум обрывается. В первый раз за семьдесят два часа я остаюсь один. На верфях Венеры это помещение явно задумывалось не таким, но сейчас военная строгость заменена роскошью ореха и дуба. При ближайшем изучении я обнаруживаю, что в мебель встроены голографические проекторы. Я выбираю опцию океана, и вскоре волны разбиваются об утесы на стенах. Море простирается во все стороны. Я почти жду, что сейчас из-за угла выйдет Лорн. Принюхиваюсь. Автоматический аромадиффузор наполняет каюту соленым запахом моря.

– Неплохо, Квик. Совсем неплохо.

Потолок стал васильковым, и над головой летает чайка, напоминая мне о том береге на Земле, где мы с Мустангом побывали, перед тем как война началась всерьез. Когда я в первый раз взял на руки сына и думал лишь о мире, который создам для него. Больно сознавать, как далеко я отклонился от этого пути.

Я сдираю с себя скарабей и нижнюю одежду и моюсь под обжигающим душем в мраморной ванной. Теперь, когда я остался один, мои мысли возвращаются к сыну. Я стараюсь не думать о том, как он смотрел на меня, когда я улетал с клинком, обагренным кровью Вульфгара. Обессилев, я сжимаю в руке висящий на шее ключ. У кровати я нахожу тонкую голографическую рамку и бутылку «Лагавулина» шестнадцатилетней выдержки. В рамке парят мои жена и сын, улыбаются мне. Должно быть, фото прислал Квиксильвер. Эту фотографию сделала моя мать у озера Силена, на ступенях, ведущих к воде. Еще одно их воспоминание, которое я с ними не разделяю. Чувствуя себя опустошенным, я укладываюсь в постель и позволяю слезам тихо течь в темноте.

Поутру «пеликан» с моим братом, Ронной и упырями группы поддержки на борту отбывает на юг, в Новую Спарту, расположенную в Африке, а мы направляемся к звездам, поднимаясь с гор, засыпанных после ночной бури свежим снегом, и постепенно выходим на орбиту. Блокировать целую планету почти невозможно. Весь флот республики и тот вряд ли справился бы. Усовершенствованный по стелс-технологии[15] корпус «Несса» скрывает нас от орбитальных приборов обнаружения, а к тому времени, когда нас замечают визуально, мы уже устремляемся в глубокий космос. С этими двигателями нас никому не поймать.

Земля становится все меньше, а я смотрю на голографический экран – не на океаны, или горы, или сверкающие города под медленно надвигающимся пологом ночи, но на земной спутник, где мой ребенок ляжет в кровать, а жена будет до утра сидеть в своем кабинете над бумагами.