Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подвывиха хрящей гортани, например, — встрял Донских, взмахнув руками. — Нас напугали пациентом, который всю оставшуюся жизнь хрустел шеей. Я был так впечатлен, что с ходу запомнил диагноз.
Представитель закона раздосадованно заерзал на стуле, бросая ревнивый взгляд на наши руки.
— Заживет, как на собаке! — прогнусавила я, переплетая свои пальцы с пальцами Тимофеева. — А хрустящая шея — это мелочи, я думала, она мне вообще голову открутит.
— Тебе повезло, — нравоучительно заметил Донских, — что мы явились в нужный момент! Она только приложилась к тебе.
Я попыталась прочистить горло и вновь зажмурилась от боли. Вероятно, стук в дверь заставил Ольгу ослабить хватку. Она отложила цепь и закатила меня на стуле в подсобку. Пожалуй, это и спасло мне жизнь.
— Я ничего не помню…
— Нюх тебя не подвел, — добавил он, — но не стоило соваться к ней одной. Не могла позвонить кому-нибудь из нас?
Я улыбнулась.
Если бы они знали, что меня туда привел вовсе не нюх. И не смекалка. Скорее беспокойная пятая точка, которая и без моей помощи всегда легко находила приключения.
Но об этом стоило бы промолчать, чтобы не расписываться в собственной глупости. Лет через пять расскажу Тимофееву. На ушко.
— Долго я буду так сипеть?
— Неделю-две, — ответил Сергей, — может меньше.
Я сделала усилие и приподнялась на кровати. Перед глазами замелькали мушки. Мозгу, очевидно, требовалось перезагрузить некоторые настройки, поменять драйвера.
— А домой отпустят?
Тимофеев покачал головой.
— Тебя должен осмотреть врач.
— Забери меня отсюда, — жалобно попросила я и, протянув ладонь, провела по его небритой щеке.
Он закрыл глаза, словно ленивый кот, подставляя моим прикосновениям жесткую бороду. Я не могла насмотреться на его мужественные черты: заострившиеся от переживаний скулы, четко очерченный подбородок, широкий лоб и лучистые глаза, отражающие сильный дух. Под колкой линией неопрятных усов губы Тимофеева выглядели сухими и обветренными, мне тотчас захотелось дотянуться до них и отогреть нежным поцелуем.
— Попробую договориться, — пообещал Лёша, часто моргая, чтобы глаза, предательски блестевшие при свете ламп накаливания, не позволили ни единой слезинке покинуть пределы зрачков.
— Панов обворовывает государство, — прошептала я, — думаю, используя для этого фирмы Усика.
— Попробуй докажи, — хмыкнул Донских.
— У Ольги есть компромат на него, поэтому вряд ли она получит заслуженное наказание. — Я посмотрела вниз и обнаружила, что на мне надета смешная цветастая наволочка, именуемая больничной ночнушкой. — Она созналась?
— Нет, — сухо ответил Сергей. — Она молчит. Следователь, который ведет дело, сейчас проводит обыск в ее новой квартире.
— Мы уже знали, что это она, — сказал Тимофеев, беспокойно поправляя ворот джемпера, — но доказательств не было. Планировали нагло блефовать, вытянув тем самым из нее признание, но потом вдруг услышали шум из подсобки.
— Да уж, я вложила последние силы в этот писк!
— Теперь у следствия на руках есть цепь и твои будущие показания.
Я покачала головой, осторожно присаживаясь на кровати. Мой взгляд привлекли два ярких пятна за спиной Тимофеева. На тумбочке возле выхода стояло два букета цветов: алые розы на длинной ножке, перевязанные лентой, и рядом белые тюльпаны в крафт-бумаге.
Улыбка расползлась по моему лицу.
— Если у нее и в правду есть те документы, то она выпутается.
— Если она и дальше на каждом шагу будет орать, что она невеста Панова, — заметил Донских, сверкнув в мою сторону своими черными глазами, — как она это делала при задержании, то он не захочет мараться. Представь, если имя уважаемого чиновника все начнут активно муссировать из-за связи с убийцей?
— Тем более, — добавил Тимофеев, прочитав по губам замечание Сергея, — какова вероятность, что эти документы реально существуют?
— Они есть, — твердо заявила я. — И, возможно, я знаю, где их искать.
— Нет, — Лёша разом изменился в лице. — Ты больше в это не лезешь.
— Но я знаю, где они могут быть!
— Нет, — резко оборвал он меня, — я сказал нет!
Он с сердитым видом навис надо мной, заслоняя свет лампы. Спорить было бесполезно. Я выдохнула и замолчала, прекрасно понимая, почему он так поступает.
— Твоему брату ничего не угрожает, — Донских похлопал меня по коленке, накрытой одеялом. — Ты можешь расслабиться. Да, деньги решают многое в этом городе, но ведь мы тоже не пальцем деланные.
— Дай полиции делать свое дело, — подытожил Лёша, смягчая выражение лица.
Сергей откинулся на стуле.
— Бородатый дело говорит. Тебе сейчас нужно отдыхать.
— Позову врача, — с тревогой посмотрев на меня, бросил Тимофеев, встал и вышел из палаты.
Наступила неловкая пауза. Непослушной рукой я поправила спутанные локоны, разметавшиеся по моим плечам, и перевела смущенный взгляд на Сергея.
Он сосредоточенно разглядывал одеяло на моей постели. На его лице уже не блуждала характерная лукавая улыбка. Донских был серьезен и выглядел не на шутку расстроенным. Широкие плечи, выделявшиеся под рубашкой, бессильно опустились, выделив ровную крепкую спину.
Всё-таки чертовски красивый мужчина этот Донских!
— Что у тебя с работой? — прошептала я, наконец прервав молчание.
— Даже не представляю, — честно признался он, повернувшись ко мне.
— Всё наладится.
Сергей усмехнулся и покачал головой.
— Да черт с ней!
— Спасибо тебе за помощь…
— Ерунда.
— Прости меня, — прошептала я, набрав в легкие больше воздуха, — просто прости за всё…
Его взгляд в мгновение приобрел оттенок глубокой горечи, но в то же время оставался преисполненным такой неистовой нежностью, что по моей коже невольно побежали мурашки.
— Я сам виноват. Совсем не оставил пространства для маневра, — тяжело вздохнув, улыбнулся он. — Знал, что это будет ошибкой, но сдержаться было невозможно.
— Вокруг много прекрасных женщин, парочка свиданий, и ты забудешь обо всём.
Сергей сжал губы в подобие улыбки.
— Давай сбежим? — весело предложил он.
— Не смеши меня, — улыбнулась я.
Донских безрадостно рассмеялся и облизнул пересохшие губы:
— Я честно могу сказать — не знаю, что чувствую… Но почему-то так больно. Мне трудно сориентироваться, я прежде не ощущал такого никогда… Не знаю, что я мог бы дать тебе и как сложились бы наши отношения, просто чувствую, что очень хотел бы этого.