Дядя кивнул.

– У тебя достаточно людей? – спросил Рат.

– Бреннер сидит сейчас у нас… у меня в кабинете. Н-да, а во вторник придет Грегор Ланке.

– Сочувствую.

На лице Бруно появилась вымученная улыбка.

– Спасибо, – сказал он. – Но лучше прибереги сочувствие для следующей недели. Погребение со знаменами, униформами и салютом. Лично Цёргибель намерен произнести траурную речь.

– Я не хочу об этом думать, – сказал Гереон. – Как мне теперь смотреть в глаза родителям Штефана? Если бы я не забрал его у тебя для моей мини-комиссии по расследованию убийства, возможно, он был бы жив.

– Прекрати! Никогда и ничего нельзя предугадать! – Голос Вольтера был теперь недовольным. – Может быть, он просто оказался в ненужное время в ненужном месте. А площадь Бюловплац – это как раз и есть ненужное место для полицейского, если там собираются толпы коммунистов. И тогда уже не имеет никакого значения, работаешь ты в полиции нравов или в убойном отделе!

Хозяин дома встал и направился к темному шкафу, за стеклянной дверцей которого находился бар. Назад он вернулся с бутылкой коньяка.

– Лучше, если она будет стоять на столе, – сказал он.

– То, что мы делаем, – преднамеренное пьянство.

Бруно пожал плечами и налил им обоим коньяку.

– Когда еще следует напиться, если не в такой день?

Он и здесь, черт подери, был прав.

23

Проснувшись утром, Рат поначалу не мог понять, где находится. Когда он встал, его череп загудел. Постепенно к нему стала возвращаться память. Правда, урывками. Он ночевал у Бруно. Они напились, утопив свою печаль из-за смерти Йенике в коньяке. Так Гереон, по крайней мере, предполагал. Чтобы потом понять, что вообще-то то, что он ощущал, было вовсе не печалью, а злобой, злобой вперемешку со страхом. Злобой, которая непонятно на что была направлена, страхом, который не знал, чего он боится.

Рат надеялся, что не так много рассказал Бруно. Сейчас он не мог это точно вспомнить.

В углу комнаты, прямо возле стула, на который он бросил свои вещи, стоял его чемодан и большая картонная коробка. Они напомнили ему о том, что Бенке накануне выкинула его из квартиры и у него не было больше своего угла. Он не хотел слишком долго обременять чету Вольтеров своим присутствием и был намерен сегодня же заняться поисками новой квартиры.

В дверь постучали, и раздался голос Эмми:

– Господин Рат, вы уже встали? Завтрак готов.

Когда Гереон вошел в столовую, хозяин дома уже сидел за столом. Он принял душ, но чувствовал себя совершенно разбитым. В воздухе стоял аромат свежесваренного кофе. Бруно широко улыбнулся, увидев его. Кроме похмелья или прочих последствий вчерашнего вечера, у него, похоже, не было никаких проблем.

– Как спалось? – спросил он.

– Замечательно. Только пробуждение было проблематичным, – признался его гость.

– Садись, выпей кофе и съешь что-нибудь. Тогда будешь чувствовать себя лучше.

Рат не заставил себя уговаривать. Завтрак действительно пошел ему на пользу. Эмми Вольтер варила кофе лучше, чем Элизабет Бенке.

Потом они поехали на «Форде» в «замок», и Рат чувствовал себя почти как в былые времена. Они мало разговаривали во время поездки, но присутствие Бруно вселяло в него чувство, что он не одинок в этом городе. Вольтер припарковался во внутреннем дворе, и они вместе отправились в малый конференц-зал. Бём назначил на восемь часов совещание по делу Йенике. Они пришли одними из первых и стали ждать в зале, который постепенно заполнялся народом. Ровно в восемь пришел Вильгельм, похожий на учителя средней школы, который входит в класс с регистратором под мышкой. Затем появилась его группа. У Рата замерло сердце, когда последней в помещение вошла Шарли, закрыв за собой дверь. Она села впереди за стол, который стоял на возвышении, и приготовила ручку и бумагу. Гереон заметил, что он был не единственным, кто косился на ее ноги, и почувствовал в груди укол ревности.

Рат не мог понять, сознательно ли Риттер его игнорировала. Он надеялся, что она удостоит его хотя бы беглым взглядом – но напрасно. Она, почти не отрываясь, писала что-то в блокноте, а если и смотрела в зал, то, казалось, не высматривала там ничего определенного.

Бём начал обобщать уже имеющиеся сведения, но Рат едва слушал его. В его голове вертелось одно слово: «Шарли, Шарли, Шарли…» Комиссар все время незаметно, уголками глаз смотрел на стенографистку. Он уже совершенно забыл, насколько она красива. Вдруг его осенило, и он стал рыться в кармане своего пальто, пока не нашел то, что искал. Чулок Шарлотты все еще был там, куда он его запихнул накануне. Гереон улыбнулся.

Неожиданное беспокойство в зале заставило его отвлечься от своих мыслей. Вильгельм закончил свое обращение, и в зале теперь чувствовалось ожидание перемен. Задвигались стулья, коллеги стали переговариваться друг с другом. У выхода из зала раздавали какие-то листки бумаги – их вручали каждому, кто покидал зал. И делала это Шарли. Сердце Рата бешено колотилось, когда он проходил мимо нее и их руки на мгновенье соприкоснулись. Ее взгляд оставался надменным, и это причинило ему боль. Хотя он понимал, что она, разумеется, не могла броситься ему на шею.

– Благодарю, фройляйн Риттер, – сказал комиссар и вышел.

Он чуть было не забыл попрощаться с Бруно. Его коллега усмехнулся, направляясь в инспекцию Е. Гереон по-прежнему наделся, что не сказал ему вчера ничего лишнего, находясь «под мухой».

Сидя в своем маленьком кабинете, Рат более внимательно разглядел врученную ему записку. На ней было напечатано несколько имен. Комиссар не имел представления, что с этим делать. Ему надо было быть более внимательным, но сейчас у него из головы не выходила Шарли. Он попытался разобраться со списком имен, который она ему вручила. Имена были расположены по алфавиту, и все начинались с буквы «I».

Неожиданно в дверь постучали. Гереон встал.

– Да, войдите.

– Старший комиссар Бём просил вернуть вам эти документы. – В дверях стояла Шарли с делом Вильчека в руке и улыбалась.

– О, подойдите, пожалуйста. И закройте дверь.

Девушка послушалась.

– Моей секретарши сегодня нет, поэтому я совершенно один и…

Но Риттер уже стояла возле него, прижавшись губами к его рту. Дело Вильчека шлепнулось на край стола и упало на пол.

После долгого поцелуя они некоторое время молча смотрели друг на друга, взявшись за руки. Комиссар мог бы утонуть в глазах Шарлотты.

– Мне жаль, что такое случилось с твоим коллегой, – сказала она неожиданно.

Рат пожал плечами:

– Такая уж у нас скверная профессия. С огромным риском.

– Ты был с ним близко знаком?

– Я, собственно говоря, его едва знал. Он был не очень разговорчив. Выходец из Восточной Пруссии.