После смерти Аттилы все внутренние конфликты резко обострились и вышли из-под контроля. Следовательно, борьба гуннов с покоренными народами не была единичным исключением из правила, но, напротив, говорила о куда более глубоких структурных проблемах в империи Аттилы. Картина внутреннего мира и покоя, которую мы получаем из описаний Приска о посольской миссии, направленной к Аттиле, в корне неверна. Империя была создана завоеванием, поддерживалась силой, и покинуть ее, как показывают события после смерти Аттилы, можно было только с боем.

Причины, по которым существовала столь прочная вражда между правящими и управляемыми, становятся ясны из следующего отрывка «Истории» Приска, в которой речь идет о последнем нападении Денгизика на Восточную Римскую империю в 467–468 годах, спустя почти двадцать лет после того, как историк побывал при дворе Аттилы. Эти записи демонстрируют, как римский провокатор умело разжег рознь между представителями разных народностей в смешанном войске готов и гуннов. Он сделал это, напомнив германцам о том, как гунны в общем и целом вели себя по отношению к ним: «Ибо они, не занимаясь земледелием, подобно волкам нападают и расхищают их пищу, так что они [то есть готы], состоя в положении рабов, трудятся для доставления им продовольствия»[295].

То, что гунны забирали заготовленные готами запасы, конечно, только часть этой истории. Покоренные народы обязаны были участвовать в войнах. Возможно, описанный Приском превратившийся в гунна купец обрел успех и почет, но таких было абсолютное меньшинство. Как уже отмечалось ранее, не многие римские пленники, не бравшиеся ранее за оружие, могли быть полезны в бою, и во время военных кампаний кочевников такие «воины» погибали либо получали страшные ранения. Для большинства жизнь в Гуннской империи выглядела следующим образом: военное завоевание и последующая экономическая эксплуатация, которая периодически приправлялась необходимостью участвовать в войнах Аттилы.

Что не менее важно – и это обстоятельство отличает империю гуннов от Римской империи – у кочевников не было правительственных структур, которые могли бы успешно управлять делами входящих в нее народов. Как известно, бюрократический аппарат гуннов состоял из одного римского секретаря, посланного Аэцием, фактическим правителем Западной империи, и римского же пленника, способного писать на греческом и латыни. На практике это означало, что покоренные народы должны были неусыпно заниматься собственными делами и решать самостоятельно все свои проблемы. Но это вовсе не означает, что для них все шло точно так же, как прежде. К примеру, завоевав акациров, Аттила поставил одного из своих сыновей правителем над выжившими вождями, устранив нескольких других, противившихся его власти. Точно в такой же ситуации оказались готы, составившие часть войска Денгизика в 467–468 годах (о них речь шла выше): у них были свои вожди и военачальники, но не было общего правителя. Учитывая тот факт, что у всех известных нам независимых племен готов в период с III по V век были верховные правители, даже если власть разделялась, к примеру, между братьями (как у готов, ведомых Амалами), мы вынуждены предположить, что «главенство» и «правление» гуннов на самом деле сводилось к тому, чтобы предотвратить появление лидера в крупных группах побежденных народов[296]. И цель такой стратегии у гуннов была, несомненно, та же, что и у римлян, которые применили ее против алеманнов, поселившихся у границ империи, или же в мирном договоре с готами, пришедшими на Римскую землю. Убрав единого правителя, вы разжигаете борьбу внутри племени и тем самым снижаете вероятность успешного сопротивления вашим войскам.

К таким же выводам нас приводит и политическая история готов, которыми правили Амалы. Рассказы, записанные Иорданом, говорят о том, что Валамир не унаследовал главенство над ними, но фактически добился его, подчинив соперников, предводителей военных отрядов, и, насколько это было возможно, заручившись поддержкой тех, кого он изначально заставил покориться силой. Точных дат историк не указывает, но, похоже, это произошло после смерти Аттилы, а не до нее, поскольку в них появляется именно та проблема, возникновения которой гунны любой ценой пытались не допустить, а именно создание союза, достаточно крупного и мощного, чтобы действовать независимо. Только после объединения у этих готов появилось достаточно сил, чтобы либо вторгнуться в Среднедунайскую низменность, либо попросить Константинополь о признании их независимости[297]. И если это было верно для готов, то, возможно, касалось и других народов, составляющих империю гуннов, и тогда мы получаем ответ на вопрос, почему скирам необходимо было найти правителя из военачальников Аттилы по мере ослабления власти гуннов.

Итак, отступив от образа Аттилы во всем его великолепии и блеске, мы начинаем замечать внутреннюю нестабильность его империи. В отличие от Рима, который подчинял и ассимилировал новые народности веками – или, по крайней мере, тамошних землевладельцев, – превращая их в полноправных жителей империи, постепенно сглаживая острые углы, оставленные завоеванием, у гуннов не было достаточно развитых бюрократических систем, которые могли бы взять на себя прямое управление покоренными народами. Более того, я подозреваю, что реальные границы власти гуннов и их вмешательство во внутренние дела той или иной группы различались. У гепидов, судя по всему, имелся верховный правитель уже на момент смерти Аттилы, и вполне вероятно, именно поэтому они первыми и стали добиваться независимости. Другие группы, вроде готов под предводительством Амалов, смогли бы обзавестись таковым в середине или конце 450-х годов, чтобы оспорить господство гуннов. А третьи, вроде готов, по-прежнему пребывавших под властью Денгизика в 468 году, так и не сумели этого сделать[298].

Если бы мы располагали более полными и подробными источниками, то дальнейшее повествование наверняка бы открыло бы нам, как Гуннская империя после 453 года стала стремительно уменьшаться, словно луковица, когда разные «слои» подчиненных народов стали по очереди обретать независимость. Пошел обратный процесс – империя теряла мощь, гунны утрачивали господство над другими племенами и власть над покоренными народами. Здесь имелись две переменные, которые, возможно, были взаимосвязаны. Первая – степень сохранности политической структуры различных субъектов государства гуннов. Вторая – расстояние, отделявшее их от центра империи, где стояли лагеря Аттилы, в одном из которых его и посетила посольская миссия Приска. Некоторые племена, жившие неподалеку от них, удерживались на коротком поводке, и любая возможность появления у них единого правителя жестко подавлялась. К правлению Аттилы франки и акациры находились на противоположных границах империи. Нам известно о его попытках вмешаться в один из конфликтов франков, касающийся наследования власти, поэтому даже земли близ Северного Рейна не были вне пределов его досягаемости – а ведь акациры проживали где-то к северу от Черного моря. Между ними располагались различные группы тюрингов, готов, гепидов, свевов, скиров, герулов, сарматов и аланов – и все они в той или иной степени плясали под дудку Аттилы[299].