Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Счастье – оно в мелочах, но люди упорно не видят эти мелочи у себя перед носом, пока не становится слишком поздно.
«Я опоздал. Опоздал, чтобы даже попытаться стать счастливым. Черт, разве я прошу о многом? Разве желание быть счастливым – это так много? Это так непостижимо? Почему же тогда оно так обернулось? Почему же нормальная жизнь, семья, внуки и старость – не для меня?»
Но ответа нет. И быть не может.
Самые сокровенные вопросы всегда остаются без ответов.
– Почему… ты молчал?..
– Потому что боялся, что ты никогда меня не поймешь, что исчезнешь из моей жизни, если я скажу тебе правду… и тогда… тогда… я… я… кхе-кхе… уже никогда тебя не увижу, солнышко… – признался Андрей.
– Смешно… я так же… как ты… как ты думала… Я и с Рахманом была… потому что сначала любила… а потом… чтобы ты поближе был, а ты ушел… – Олю затрясло, словно от сильного холода.
– Мне так жаль.
– Ты прости… прости меня… за всю ту грубость… за боль… что я причинила тебе… что я причиняла всегда… ты прости меня, если сможешь…
– Тебе не за что просить у меня прощения.
– Есть за что.
– Невозможно любить кого-то, не испытывая при этом боли… или не причиняя ее… – нашелся Андрей. – Это мне надо извиняться. Мне. За то, что все пустил на самотек. – Он перевел дыхание. – За то, что даже не поборолся за тебя. За то, что, когда ты сделала шаг ко мне, оттолкнул тебя. За страх и трусость. За боязнь просто поговорить…
– Он… он не придет… мой отец… Я знаю, Андрюш, знаю, когда ты врешь… Всегда это видела… Мне уже все… Я чувствую, что все… Как думаешь, там что-нибудь есть? Не может же быть так, что как будто свет обрубают. Что раз – и нет тебя. Нельзя же просто раствориться в темноте и вечности. Я так не хочу… не хочу…
– Да. Думаю, да. Должно же быть. Ничто не берется из ничего и не уходит в никуда. Но ты не отчаивайся. Он придет. Я не лгу.
– Это хорошо… это значит, что мы еще можем… что мы еще сможем встретиться… что хотя бы там у нас будет шанс начать все с чистого листа… Господи боже, как же больно… А-а-а-а… Боже…
– Ты держись. Держись, Оль. Он придет.
– Пообещай мне… что… если… если Рахман не сможет… а мой отец уже стар… ему тяжко будет… у него и Кирилл еще, куда ему такая ответственность… Ты пообещай, что поможешь присмотреть за ребенком… что присмотришь за ним… за сынишкой моим… его зовут Сережка. В честь моего дедушки…
– Ты сама! Слышишь меня?! Сама присмотришь за ним! Ты будешь жить! Будешь! Ты обязана!
Голова девушки безвольно сползла с плеча Андрея.
– Оль? Оленька?
Слабый пар еще исходил из ее рта, но очень скоро и его не осталось.
Душа навеки покинула израненное тело.
– Нет! Нет, пожалуйста! Оля! Оль! Не бросай меня! Не бросай, солнышко! – Андрей забился в истерике. – Открой глаза! Пожалуйста, открой! Прошу тебя… солнышко… я прошу тебя… – Он поцеловал ее в остывшие губы. – Прости. Прости меня. Я даю тебе слово. Обещаю!
И он заплакал.
Тем временем небо Зоны наливалось черным цветом, но Андрею не было до этого никакого дела. Куда уже рыпаться? Умереть от «Зарядки» – не так уж и больно. Черепушка лопнет – и все. Чуть дольше и мучительнее, правда, чем от пули в висок. Но какая разница?
Андрей плакал навзрыд. Плакал и кричал. Кричал и плакал. Пока и его сознание не провалилось в блаженное ничто.
* * *
Заболело в боку, глаза застелила мутная пелена. Кирилл, окончательно запыхавшись, продолжал бежать. В голове, мелькая бешеной нарезкой, сменялись кадры. Прошлое, настоящее – все перемешалось, все слилось воедино, слепилось в снежный ком…
…вспыхнуло, как наяву: похититель валит его на землю и приставляет к подбородку холодный, дышащий гнилой смертью автоматный ствол…
…и все меняется – он в лесу, мчится, словно сумасшедший, не разбирая дороги…
А бежать в лесу – сомнительное удовольствие. Тут тебе полный набор – холмы, провалы в земле, заросли и болота. Неплохая такая полоса препятствий.
Но и без лесов, даже просто бегать в Зоне – это надо быть сумасшедшим. И Кирилл едва не поплатился за свое безрассудство. Где-то стрельнуло – и беглеца обдало жаром. Едва не влетев в «камин», мальчишка все же остановился, чтобы успокоиться и перевести дыхание. Аномалия стреляла огнем, разбрасывала во все стороны снопы пламени. Но до подростка так и не достала, не хватило какого-то жалкого десятка метров. Огонь только жег рядом растущую траву и опаливал ветки деревьев. Кирилл щурился, когда смотрел на это завораживающее зрелище.
Пока его вновь не накрыло.
– Нет. Нет, пожалуйста. Пожалуйста, не-еет!
Увидел вновь, как наяву, как сейчас…
…Андрей его выбирает, обрекая себя и Олю на верную смерть, а потом Кирилл быстро покидает деревню новичков, слушая выстрелы, что раздаются у него за спиной…
Опершись на дубовый ствол, Кирилл шмыгнул носом. Смертельная ловушка Проклятого Места успокоилась, и теперь о ее опасности намекало лишь едва различимое марево в воздухе.
– Я не хотел этого… я не хотел… – Слезы сами покатились из глаз.
Подросток не мог сдерживаться.
Ноги Кирилла подкосились, и он упал, уже заревев навзрыд.
Он возненавидел себя, возненавидел Зону. Себя – за трусость, Зону – за ее безмолвное безразличие. Безразличие, точно. А на что он надеялся? Что эти территории – живое существо, как любили философствовать некоторые суеверные сталкеры? Нет. Радиоактивным свалкам, перемежающимся оборванными линиями электропередачи и уродливыми лесами, плевать на мальчишку. Как плевать и брошенной тут и там технике. Плевать ей на то, что у парня отняли сестру и того человека, на которого он так хотел быть похожим. Человека, которого он уважал больше, чем своего приемного отца. Плевать! И плевать на это и полянам, заросшим густой и пожухлой травой. И только глупец будет думать иначе. Будет думать, что Зона за каждым из своих детей приглядывает.
Кирилл мечтал попасть сюда. Долго мечтал, едва ли не с тех самых пор, как поползли первые слухи о богатствах, что хранят эти земли. Он жаждал даже пробраться в Зону. Наслушался россказней о том, как здесь великолепно, свободно и романтично. А тех, кто говорил иначе, он не слушал – юношеский максимализм во всей красе. И Андрея не слушал, считая его нытье сплошным лицемерием. Но мечтания, как показала практика, очень быстро разбиваются о камень реальности.
– Я не хотел этого… только не такой жизни… нет… нет… я не хотел…
«Я должен был вернуться, должен был помочь, – корил Кирилл самого себя. – Но кто я – против натренированного бойца?! А вот кто-то! Что-то сделать я мог! Кинуть камень, отвлечь этого подонка, подарить Андрею шанс! Хоть что-то я мог! А дальше?! А дальше – игра Рэя! Он же легендарный „ловец удачи“! Один из тех, кто основал „Анархистов“! Он столько дерьма повидал! Выучка, навыки – только бы дать ему шанс ими воспользоваться! И он сможет выжить, сможет спасти Олю, и мы все вместе вернемся домой! Может, еще не слишком поздно?! Может, еще есть возможность?!»