Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Капитан, имя Биндеман что-нибудь говорит вам?
– Биндеман? Нет, не думаю.
Это была фамилия, которую я заметила в Библии Дэна Рута. Человек, путешествующий налегке, обычно не возит с собой Библию, принадлежащую другой семье, а не его собственной.
– Я думаю, что Дэн Рут не его настоящее имя. По-моему, он африкаанс по крови. Попытайтесь вспомнить. Есть ли кто-нибудь по фамилии Биндеман, кто мог бы испытывать ненависть к вам или мистеру Милнеру?
Капитан поначалу отрицательно покачал головой, но потом какое-то воспоминание пришло ему на ум, и выражение его лица изменилось.
– Да. Теперь я вспоминаю. Во время войны с бурами нам приходилось сгонять гражданских жителей в особые лагеря. Противно, но другого выхода у нас не было. Понимаете, они оказывали поддержку нашим врагам. Нам приходилось сжигать их фермы. Там был кто-то с таким именем. Это была английская женщина, вышедшая замуж за бура. Бунтарка по характеру. В определенном отношении ею нельзя было не восхищаться. Буры находили пути и пробирались в лагерь. Мы подозревали ее в передаче им продуктов – хотя передавать было почти и нечего. И в саботаже. Она помогала им и в этом. Капитан… Дело в том, что она умерла во время заключения в карцере. Но я не понимаю, что…
– Кто был начальником лагеря?
– Разумеется, старший по званию офицер…
– Вы?
После некоторого колебания он ответил:
– Да.
Я пристально посмотрела на него. Если я была права, и он – самозванец, то какое же напряжение он испытывал все эти годы, просыпаясь каждый день с мыслью о том, не будет ли он разоблачен.
– У миссис Биндеман был сын?
– У нее были дети. Я это помню.
– Сын?
– Вы знаете, я помню, что был. Двое ее детей умерли в лагере. Я жалел ее. И был еще мальчишка. Я запомнил его, потому что он стал любимцем школьной учительницы. Она взяла его с собой в Кейптаун, когда лагерь закрыли.
Последний кусочек головоломки встал для меня на место. Как и для капитана. Дыхание его участилось. Он вытер рукой пот, выступивший на лбу.
– Теперь вы знаете все, миссис Шеклтон. Но Рут слишком хорош, чтобы это было правдой. Идеальный квартиросъемщик. Вежливый, всегда вовремя вносящий арендную плату. Провожавший домой Люси после репетиций. И все это при том…
«И все это при том, что?..» – подумала я. Что плохого сделал Милнер этому молодому человеку? Если Дэн Рут прибыл в Харрогейт, чтобы отомстить Милнеру или капитану, он отложил свою месть на очень долгое время, и это казалось мне странным.
– Вам будет лучше рассказать мне все, капитан. До сих пор я слышала от вас менее половины этой истории. Все остальное мне пришлось раскапывать самой.
– На что вы намекаете? Я был совершенно откровенен, мадам.
В его голосе не было уверенности. Кажется, он уже понимал, что игра окончена.
Я хотела знать, что связывало его и Милнера. И желала проверить свою догадку о том, что человек, который сидит напротив и руки которого слегка дрожали, не являлся тем, за кого себя выдавал.
– Кто первым появился в Харрогейте? – спросила я как бы между прочим. – Вы или мистер Милнер?
– Я.
– «Милнер и сын». Подобные компании требуют солидного стартового капитала. Откуда мистер Милнер добыл средства, чтобы начать свое дело?
Капитан достал носовой платок и высморкался. Он явно не собирался отвечать на этот вопрос.
– Вы позволите задать мне вопрос другого типа, капитан?
– Хорошо. Но только потому, что вы вернули мне Люси.
Хозяин старался сохранять хорошую мину, но, не сомневаюсь, он выставил бы меня из дома, если бы был уверен, что сможет сделать это.
– Мистер Милнер появился в Харрогейте потому, что здесь были вы?
– Да, если вам это нужно знать.
Я буквально пролаяла еще один вопрос:
– Ваш армейский номер?
Он наизусть оттарабанил мне ряд цифр.
– Благодарю вас, сержант Лэмптон.
Это был не совсем выстрел навскидку в темноте, но он попал в цель. Капитан, наверное, просто не мог побледнеть, но цвет его круглых румяных щек стал менее ярким.
– К чему вы ведете?
– К тому, что вы выдали себя за капитана и завладели его домом и наследством.
Он смотрел мне прямо в глаза, вероятно, взвешивая в уме мои слова.
– Вы не сможете доказать это.
– Возможно, нет, а возможно – да.
– Вам не откажешь в уме и проницательности, – сказал хозяин, опуская голову. – Об этом знал только один человек.
– Знали два человека: мистер Милнер, который шантажировал вас, и Дэн Рут, который наверняка был весьма ошеломлен, когда прибыл сюда в поисках капитана, а обнаружил вас.
Старик на несколько мгновений закрыл глаза и закусил губу. Это был тот самый момент, которого он страшился всю жизнь, с той самой минуты, когда выдал себя за другого человека и завладел его наследством.
– Как вы догадались? – негромко спросил он.
– Вы сами дали мне множество намеков.
Он покачал головой:
– Нет. Никогда я этого не делал.
Представлялось довольно нелепым вести подобный разговор в послеобеденное воскресное время за кухонным столом.
– Когда вы рассказывали мне о войне и своем участии в ней, вы добавили: «Все это было так давно. Я был тогда совсем другим человеком». Именно так все и было. Другой человек. А ваши фотографии это подтвердили. Я никогда не понимала, почему у некоторых мужчин так заметен выдающийся кадык, а у других его почти не видно, так, легкий намек на него. Я видела фотографию племянника миссис Уолфендейл во времена его молодости. Его шея гладка, как у девушки.
Он поднял руку к своей шее.
– Ну, это ничего не доказывает.
Он выглядел теперь больным и неуверенным. Я подумала, что он уже забыл, как быть самим собой.
– У молодого Роулэнда Уолфендейла было продолговатое лицо, как и у его тетки. У мисс Фелл имеется их фотография. У вас есть – или была до вчерашнего костра – фотография, на которой вы сняты вдвоем, в фуражках и со знаками различия. Стоите плечом к плечу, и сразу видно, кто капитан, а кто сержант.
Старик облизнул губы, и мне на мгновение показалось, что он собирается протестовать. Но он не стал этого делать, и я продолжила:
– Два комплекта военной формы в вашей комнате наверху, одна с капитанскими звездами, а другая с сержантскими лычками. Два комплекта документов об увольнении из армии. Я не смогла получить информацию об армейской службе денщика, но Уолфендейл не был женат. А армейские сплетни откровенно называли его бабником.