— Это хорошо, — откладываю книгу по психологии. Последнее время меня эта тема очень интересует и готова в июне вновь подать документы на вторую вышку.

— Чем займемся? — его рука ложится мне на живот под майку, пальцами вырисовывает какие-то ему известные узоры.

— Поговорим по душам? — делаю вдох, сводя ноги вместе. Одно прикосновение и на меня обрушивается жгучее желание как буря.

— Не хочу разговаривать. Наговорился на прошлой неделе, — глухо бормочет Давид, запуская руку под резинку пижамных шорт, прикусывая сосок сквозь ткань майки. О божечки… Как так может быть сладко, что хочется умереть от этой сладости. Закрываю глаза, бесстыдно раздвинув широко ноги.

Мы женаты без пяти минут год, а меня по сей день волнует Давид. Все находит отклик, каждое движение его пальцев внутри меня, электризует изнутри, пуская высокий импульс от затылка до копчика. Порой наша близость лишает меня сознания, я плыву в хаосе своих чувств, цепляясь, как за якорь, за широкие плечи мужа. У меня есть две реальности, они гармонично существуют друг с другом: прозаичная реальность, где встречи с друзьями, родными, просто людьми; быт, который никуда не исчезает, и пока наша лодка об его острые выступы не разбилась; его работа, забирающая так много времени, что хочется порой закатить истерику; космическая реальность, где существует только Давид и моя к нему безграничная любовь, не имеющая ни начала, ни конца. Я никогда не думала, что человек может так сильно любить другого человека, забыть себя и полностью сахаром раствориться в другом. Иногда меня пугает моя любовь, потому что я боюсь даже допустить мысль, что Давид однажды может уйти, не сумев меня полюбить.

— Давид… — шепчу, в панике открывая глаза, перестав ощущать его тело рядом с собой и его пальцы в себе.

— Шшш, я здесь, — нависает надо мной, захватив в плен мои губы. Его язык медленно обследует свои владения, рука оттягивает лиф майки, накрывает ладонью грудь. Обнимаю его за шею, отдаваясь поцелую со всей пылкостью и желанием. Низ живота сводит ноющей болью, нет сил ждать, поэтому приподнимаю бедра, теснее прижимаясь к бедрам мужа. Урчу, почувствовав его стояк.

— Я хочу тебя всю, — выдыхает мне в рот, покрывая поцелуями мой подбородок, шею, спускаясь к ключицам. Влажная дорожка спускается вниз. Стягивает с моих плеч, рук тонкие лямки. Нежно целует кожу вокруг соска, дует на него, играет языком, втягивает в рот и потом опять дует. Точно такую же игру повторяет со второй грудью. Я стискиваю зубы, шумно дышу. Майка ползет вниз, присоединяется к шортам, вскоре все оказывается на полу. Хорошо, что ткань тянется, не порвал… Охаю, рефлекторно пытаясь сомкнуть ноги, Давид удерживает порыв, вырисовывает языком на клиторе узоры известные ему одному. Определенно он имеет надо мной власть, тело натягивается, чувствую каждый напряженный нерв в ожидании. Содрогаюсь, уткнувшись в подушку, глуша свой стон. Мир за пределами спальни меня совершенно не интересует, сейчас я комета, которая разлетается на мелкие куски.

— Аленка, чумовая ты девчонка, — его шепот обжигает мое лицо, с первым толчком поворачиваю голову в его сторону, ища его губы. Замирает, полностью переключившись на поцелуй, рычу от того, что остановился.

— Давид… — его имя слетает беззвучно. Давид медленно двигает бедрами, смотря мне в глаза, удерживая улыбку в уголках губ. Какой же он у меня красивый. Пусть и бородатый, упертый, гордый, но безумно любимый.

— Я люблю тебя, горец, — насмешливо признаюсь в любви, он усмехается, подхватывает мои ноги, закинув себе на плечи. Кричать нельзя, у нас спит ребенок. Кровать двусмысленно поскрипывает, простынь сбивается в ногах, подушки слетают на пол. Все на грани, мы вдвоем ходим по канату, не позволяя друг другу слететь в пропасть бушующего океаном оргазма.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Боже, я не могу больше… — выдыхаю, ощущая, как дрожат колени. Мы, наверное, всю Камасутру испробовали. Пот течет с нас, как после очень интенсивной тренировки. Падаю на кровать, Давид ложится сзади. Медленные толчки, умелые ласки, покусывание мочки ушка, меня вновь окунают с головой в бурную реку под названием оргазм. Жмусь к мужу. Движения становятся более резче, глубже, его рука сжимает грудь. Кусает за плечо, прижав к себе так сильно, что мне становится трудно дышать, но не шевелюсь. Минуту мы едины, целы, части одного целого, половинки, нашедшие друг друга.

— Я люблю тебя, — очень тихо произносит Давид, я мотаю головой, ибо мы слишком шумно дышим. Отстраняюсь, поворачиваюсь к нему. Улыбается, очерчивает мои губы.

— Можно погромче?

— Люблю.

— Кого?

— Тебя.

— Кто?

— Ален, у тебя странный метод добиваться ответа на свои вопросы.

— Учитывая, что слышу первый раз…

— Правда? — удивленно приподнимает брови. — Я думал, что говорил об этом.

— В такой форме нет, больше завуалированно.

— Но ты ведь поняла?

— Нет, — смеюсь, когда вижу, как Давид сдвигает брови. — Повтори еще раз, — прошу, прижимаясь к его груди, смотря в глаза.

— Я люблю тебя, Сабаева. Услышала? — чмокает в нос, обнимает за плечи. — Мне было сложно. Но однажды понял, ты никогда меня не обманешь, не предашь. Ты не Милана, тебе действительно важны мы: я и Хадя. Я залечил раны, вновь стал ощущать трепет в груди. Ты моя персональная Вселенная, моя Муза, мое вдохновение. Ради тебя я готов свернуть горы, готов делать все, чтобы тебе было со мной хорошо. Я теперь уверен, что вместе мы пройдем любые преграды, ты всегда будешь рядом со мной, за моей спиной, моя опора…

— Давид, — ком в горле мешает говорить, именно сейчас совесть так некстати решает подать голос. Прикладывает палец к губам. Против воли из глаз текут слезы, Давид осторожно их стирает.

— Ален, я действительно люблю тебя. Я теперь с радостью возвращаюсь домой, зная, что меня ждут. Раньше думал, что пробелы, которые не заполнил брак с Миланой, так и останутся пробелами, но ошибся… Ты заполнила меня до краев своей любовью, своей добротой. Теперь у меня есть смысл. Тише, — вновь не позволяет мне открыть рот, а признания рвутся наружу, понимаю, что потом будет поздно, потом эта чаша хрупкого доверия даст трещину.

— Давид… — сама замолкаю. Вдвоем обращаемся в слух. За дверью раздаются робкие шаги. Подрываемся с кровати, метеором одеваемся. Давид быстро поднимает подушки, одеяло с пола, оценивает степень приличия моего облика, распахивает дверь. На пороге стоит Хадя, прижимая к груди зайца.