– Это Оля? Ух ты, какую красотку Мишка отхватил. В Одессе все такие водятся? Оля, я тоже была стройной, как ты. Не веришь? Фотографию покажу. Мы с моим Борисом в нашем Доме офицеров в вальсе на бис кружим. Мне семнадцать, ему двадцать, а через год родители благословили нас. Кто знал, что так все обернется…

Слезы хлынули из ее глубоко посаженных глаз. Платформа уже почти опустела, а мы продолжали стоять.

– Соня, Оля, мы что, ночевать здесь собрались, идемте уже, холодно, – с плеч ее свисал большой белый шерстяной платок, она накинула его на голову. – Сейчас штруделя моего попробуете. Вчера два противня спекла, вишневый и с яблоками. Боре полчугунка оставила, остальное сюда.

– А чего ты его не взяла? – спросила Сонечка.

– Хотела, и он очень хотел поехать. Попросили соседку присмотреть за живностью, у нас же куры, кролики, хозяйство, еще собака. Она сначала согласилась, а потом, зараза, отказалась, пришлось Солдатову остаться.

– Мы дома тоже любим штрудель, – встряла я в разговор, – бабушка часто печет, больше с абрикосой, много орехов кладет, они тогда вкуснее. Мои приедут, должны привезти.

– Вот и сравним, у кого вкуснее, – улыбнулась Поля.

– И из Киева везут, мама Майкиного мужа постаралась. Майя – это дочь нашего братца, они тоже едут, – порадовала Сонечка.

– О, на свадьбе целый конкурс устроим, кто выиграет, тому на подарок всей мишпухой скинемся. Чей штрудель быстрее слопают – тот и победитель, – предложила Поля. – Как, Оля, согласна?

Мы дружно рассмеялись и направились к выходу из вокзала. Поля что-то рассказывала, сыпала юморными историями и анекдотами.

– Слышали этот, как встречаются три молодых человека. Первый, ему семьдесят, говорит, что практически здоров, прекрасно спит, встает в шесть утра, единственная проблема – в семь утра не может пописать, поэтому дует к урологу. Второму – восемьдесят, тоже практически здоров, ночью не просыпается, поднимается в семь, писает, как скаковая лошадь, но вот беда, не может в восемь покакать, чешет к проктологу на консультацию. И третий, девяносто лет, все у него хорошо: и спит, и писает, как скаковая лошадь, в семь, и какает нормально в восемь, единственная проблема: просыпается только в девять. У тебя, Соня, какая из этих проблем?

– Вторая, – на полном серьезе отвечает Сонечка, и мы с Полей еще сильнее хохочем.

Я поразилась Полиной грамотной русской речи, ведь в глубинке Украины жила, и еще вдруг – черт меня дернул – с отвращением вспомнила про те пятнадцать копеек в пироге на свадьбе на Ближних мельницах. Лучше бы не вспоминала, только настроение себе испортила.

После войны Полина Александровна вышла замуж за возвратившегося в их городок с фронта боевого офицера Виктора Пламадеева, и зажили они точно по известной пушкинской сказке. Так бы и продолжали, но однажды на работу к Сонечке заявился высокий стройный мужчина. Сонечка долго и пристально вглядывалась в его изрезанное морщинами лицо и ахнула: перед ней стоял… Борис Солдатов. Через несколько дней, ничего не говоря пока Виктору, Полина примчалась в Москву. Если бы не те мучения, смерть дочурки и долгий арест по доносу ни в чем не повинного Солдатова, это точно был бы «happy end». Виктор оказался благородным человеком: сам подал на развод. Борис расстался с женщиной, с которой познакомился еще в магаданском лагере, отсиживая свою десятку, и жил с ней доброй семьей в согласии и после освобождения и полной реабилитации, вернувшись в родное Забайкалье. Женщина оторвала его от своего сердца и отпустила с миром и богом. После двадцати лет разлуки Полина вернула себе фамилию – Солдатова. С Борисом они свили себе семейное гнездышко рядом с тем клубом, в котором когда-то свела их судьба. Одновременно и горькая, и счастливая.

Вот это история любви! Их свадьба не пела, и не плясала, и «горько!» на ней не кричали. Но плакали все, и это были слезы долгожданной и вымученной невзгодами радости.

Эх, дорогая моя мамуля, тебе бы такую встречу с Джованни. Ведь тоже, какая была страсть. Почему они снова не встретились друг с другом, снова не испытали чувство счастья. В жизни всегда так: кто-то теряет, кто-то находит, и нужно ценить, беречь каждую минуту любви, не размениваясь на мелочи.

…А с загадочным Лешей я, в конце концов, познакомилась. Он тысячу раз извинялся и предложил поехать сфотографироваться на Ленинские горы, там вся Москва в солнечный день (а был такой) как на ладони. Славный парень, приятный во всех отношениях, и Рита, жена его, очень симпатичная. Сорвались они тогда с Мишуткой – с кем не бывает, я простила. И какой же дурой была бы, если бы поддалась этому мимолетному чувству гнева и женской ненависти и укатила назад. Одесса от меня не ушла и не уйдет, потому что бывших одесситов не бывает.

Стены древнего Кремля давно уже окрашены нежным цветом. И с рассветом проснулась вся советская страна. А мы все дрыхнем, я рядом с женихом под одним одеялом в чем мать родила. Сейчас от своей вредности Дранников точно поизмывался бы, ввернул свою сучью соленую эрудицию:

– Мужское достоинство – это женское счастье… Не светлые мозги, как у твоего Мишки, слышишь, «говорит Кыив», и не золотые руки. Хочешь проверить, я готов.

Я не готова. Он, поддатый, внушал мне это в Домжуре, нахально навязывая себя в любовники; еле сдержалась, чтобы не влепить ему по роже. И влепила бы, Нине спасибо, вовремя отогнала этого рыжеволосого. Противный тип, тоже мне еб…рь демократ, но талантливый, сволочь, и умный. Миша дал мне почитать пару его очерков. Блеск написано, язык образный, сочный. Они все талантливые, Мишины друзья, и Серега Кружков, и Володя Синельников, только меры не знают. Как начнут – не остановишь. Но с ними весело, прикольные мужики, иногда даже сверх нормы, не всем нравятся их шутки-прибаутки. Я тоже не сразу к ним привыкла, огрызалась как могла.

Не знаю, что видела Сонечка, мать жениха, что она слышала, второе одеяло вместе с нашими шмотками валялось рядом на полу возле дивана. Семейная жизнь началась. Похватав вещички, понеслась в ванную приводить себя в порядок. Стыдно было заходить на кухню, но пришлось. Им с мамой надоело уже звать меня на завтрак. Встретилась глазами с Мишей, он такую рожицу скорчил, а его мама, чтобы не смущать меня, отвернулась к плите, загадочно улыбаясь.

– Доброе утро, детка, – жених прижал меня к себе, поглаживая мою спину и немного пониже. – Присоединяйся, мы здесь кушаем и обсуждаем план предстоящих боевых действий.

Первый удар предстояло нанести по загсу: нужно было узнать точное время нашей регистрации. В зависимости от него следовала вторая операция: решить вопрос с рестораном. Вроде кто-то из Мишиных друзей предварительно договорился с рестораном «Прага», с самым привлекательным залом, но нужно срочно подтвердить, внести залог, а то займут. На тот зал с балконом большой спрос. Но нужно еще согласовать меню и численность.

Третий удар по ювелирному магазину – выкупить обручальные кольца по свадебному приглашению, после чего еще Мише съездить на работу, переговорить по межгороду со всеми родственниками, уточнить, кто едет, и заказать им гостиницу. Я сама пару раз по телефону пыталась дозвониться в Одессу, но было глухо, как в танке. Может, Мише удастся связаться.