– Говорил. – Ричард слегка нахмурился. – Мы были в склепе. Я отчетливо помню: был разговор о браке.

– Но тогда мы просто шутили, – всхлипнула Дженевив, побледнев. – Мы просто дурачились, чтобы не думать о смерти!

– Я не шутил, когда говорил, что люблю тебя.

– Это было так давно…

Ричард пренебрежительно фыркнул.

– Я знаю, ты невысокого мнения обо мне, но забыть за несколько недель самую удивительную женщину на свете не смог бы даже такой… – Внезапно он осекся. – Или что-то изменилось в тебе? Ты поняла, что я больше тебе не нужен?

Дженевив не ответила. Признаться в своих чувствах было сейчас выше ее сил.

– Но ты искал невесту с идеальной родословной. Ты же должен думать о чести семьи.

– Я женюсь только на той, кого люблю.

Ответ был прекрасным, но Дженевив не убедил.

– Я никогда не стану своей в твоем мире.

Ричард поднялся с колен. Теперь он возвышался над ней, лицо его было суровым.

– С чего ты это взяла?

– Да посмотри же на себя! – с мукой воскликнула девушка и тоже вскочила. – Ты одет, как дворянин, а я скорее похожа на прислугу.

– Во всем виноват мой портной! Это он шьет мне такую щегольскую одежду!

Дженевив отвернулась к окну.

– Это не смешно.

Она услышала, как Ричард приблизился. По коже пронеслась волна мурашек. Как же хотелось почувствовать вновь его прикосновение, такое родное, такое горячее! Дженевив едва не плакала, досадуя на свою уязвимость.

– Прости, – прошептал Ричард. – Наверное, надо было одеться попроще, чтобы не смущать тебя. Просто я считал, что предложение надо делать в самом шикарном виде. И вообще, не могу поверить, что ты отказываешь мне лишь потому, что я дорого одет.

В таком изложении ее возражение действительно звучало нелепо.

– Я не отказываю тебе, – почти беззвучно сказала Дженевив.

Его рука скользнула ей на талию.

– Так есть надежда?

По ее щекам бежали слезы.

– Я точно знаю: выйти за тебя будет ужасной ошибкой. – Она обернулась, смаргивая слезы. – Ричард, я запуталась. Должно быть, я сошла с ума, раз отказываюсь от твоего предложения. Но мы такие разные. Я не привыкла быть деликатной, часто говорю, что думаю, и поступаю так, как считаю нужным. Ричард Хармзуорт заслуживает супругу получше.

Дженевив не ожидала увидеть в его глазах гнев.

– Но ты единственная женщина, которую я хочу назвать своей супругой. Ты так прекрасна, что затмишь любую. Через неделю весь Лондон будет покорен. А когда ты выступишь с лекцией в Британском музее, все будут удивляться: что же такая умная женщина нашла в глупом повесе вроде меня? Или тебя не устраивает мое незаконное происхождение?

– Что?! – Дженевив уставилась на него, изумленная. – Ты сошел с ума? Я же люблю тебя, какое мне дело до того, кем был твой отец?

– Вот видишь! Как ты не понимаешь, что мне плевать, что на тебе надето, – шелк, муслин или холщовый мешок? – Ричард слегка тряхнул ее. – Дженевив, ты единственная женщина, которую я люблю. И я женюсь на тебе, чего бы мне это ни стоило!

– Ты меня любишь? – эхом откликнулась Дженевив.

– Конечно, люблю. Вопрос лишь в том, взаимно ли это чувство.

– Разве я тебе не сказала, что люблю тебя? – Она положила руки Ричарду на плечи.

Судя по блеску его глаз, он хотел ее поцеловать.

– Сказала, когда болтала всякую чушь. Можно, я снова опущусь на колено?

– Не надо.

– Но ты ведь выйдешь за меня? Без тебя я не буду счастлив, понимаешь?

Дженевив медленно улыбнулась. Она смотрела на Ричарда и видела его таким, как тогда, в склепе, когда он впервые признался ей в любви, – робким, взволнованным, испуганно ждущим ответа. Настоящий Ричард Хармзуорт носил свою самоуверенность и прекрасную одежду как маску. За блестящим фасадом скрывался добрый, великодушный человек с огромным сердцем, способным на любовь и сострадание.

– Ради бога, любимая, перестань мучить меня и скажи «да»!

– Тогда поцелуй меня.

– Прямо сейчас? Еще до твоего ответа?

Дженевив кивнула и торопливо отерла влажные глаза. Она больше не казалась себе жалкой и некрасивой. Она была любима. Ее руки просил самый замечательный человек на свете.

– Да, сейчас.

– Но твоя тетя может войти в любой момент. – Ричард не шелохнулся.

– Пусть.

Должно быть, тетя Люси терпеливо ждала, пока ее племянница и их прекрасный гость уладят все вопросы. Все-таки она всегда была куда более чуткой, чем викарий.

– А если я не поцелую тебя, ты не скажешь мне «да»? – спросил Ричард, и Дженевив кивнула. – Ты невозможно упрямая женщина.

Он наклонился и прижался губами к ее губам. Жар и нега растеклись по ее телу. Глаза затуманились, а сердце сладко сжалось от нежности.

Когда Ричард чуть отстранился, Дженевив улыбнулась и погладила его по щеке.

– Я всем сердцем люблю тебя, Ричард Хармзуорт, и с гордостью стану твоей женой.

Лондон. Апрель 1828 года

– Я не должна быть здесь, – сказала Дженевив, трепеща от волнения.

Она изучала великолепную картину Уильяма Тернера над алебастровой каминной полкой.

Ее муж с нежностью смотрел на нее.

– Милая, без тебя меня бы тоже здесь не было.

Дженевив кивнула.

Ричард расхаживал взад и вперед по огромной гостиной, оформленной в стиле рококо. За последние полгода Дженевив должна была уже привыкнуть к богатым домам и роскоши, но все равно чувствовала себя порой неловко.

– Я чувствую себя идиотом, – признался Ричард, остановившись возле невысокого столика с витыми позолоченными ножками.

– Если ничего не выйдет, выпьем по чашечке чая и откланяемся, – откликнулась Дженевив.

Да, Ричард не был мягким человеком, но за фасадом самоуверенности, как она давно поняла, скрывалось беспокойство за всех, кого он считал близкими людьми. Он заботился о друзьях, о любимой женщине. И как бы сильно, по его словам, ни ненавидел мать, в глубине души переживал их давний конфликт.

И вот сегодня леди Огюста пригласила их в свой дом.

Дженевив сильно удивилась, когда Ричард уведомил мать, вдовствующую леди Хармзуорт, что намерен сочетаться браком. Еще через неделю викарий, вернувшийся из Оксфорда, провел официальную церемонию в Литтл-Деррике. В церкви собрались все жители городка, родные Дженевив, герцог Седжмур с сестрой и ее мужем, чета Холбруков.