На Ареопаге Павла не ждал теплый прием. Нельзя сказать, что философы были оскорблены, возмущены, шокированы – скорее, это просто их позабавило. Павел, человек относительно необразованный – по крайней мере, в сравнении с ними, – нес какую-то чушь о воскресении из мертвых! Большинство слушателей просто над ним посмеялись, хотя некоторые захотели узнать побольше, и в конце концов у Павла появились здесь один или двое новообращенных.

Двадцать лет назад, стоя на этом месте, я размышлял о Павле, его жизни и проповеди. Павел – бедный ремесленник, бродячий проповедник. С внешней, материальной точки зрения, все было против него. Его чернили, бранили, нередко били, несколько раз он бывал на волосок от смерти; жизнь его протекала в бедности, тяжелом труде и бесславии. Можно сказать, что он находился на противоположном конце спектра от великих культурных героев Афин, от сердца эллинской цивилизации.

И вдруг меня словно громом поразила простая мысль: но ведь Павел победил!

Идеи, что проповедовал он в тот день в Ареопаге, в конце концов овладели всем, что вижу я вокруг, – и Агорой внизу, и Акрополем наверху. Овладели храмом Гефеста и Парфеноном. Никто – кроме, быть может, самого Павла – не смог бы этого предсказать, однако это свершилось: западная цивилизация покорилась христианству.

В этой своей книге я попытался объяснить триумф христианства, не впадая в привычный для западного читателя тон победной реляции. Как историк, я не считаю, что христианизация Римской империи была неизбежной, не восхваляю ее как величайшее достижение человечества или знак несомненного культурного прогресса, однако и не считаю ни общественно-политическим провалом, ни бедствием для культуры. На мой взгляд, невозможно сказать, был бы мир лучше или хуже, не случись в нем победы христианства. Христианство заменило бы что-то другое. Но что?

Что произошло бы, правь император Юлиан не девятнадцать месяцев, а сорок лет? Быть может, ему удалось бы добиться своего – маргинализировать, а затем и уничтожить христианство? Что произошло бы тогда с Грецией и Римом? Что выросло бы на месте того, что мы сейчас гордо именуем цивилизацией Запада? А если бы император Константин не выиграл битву у Мильвийского моста, а вместо этого погиб в бою? Быть может, вместе с ним умерло бы и христианство? Или христианское движение продолжало бы расти по экспоненте? Возможно, обратился бы чуть позже кто-то из сыновей императора? Или преследования продолжались бы – ив конце концов задушили бы веру? И что произошло бы дальше? А вот и еще вопрос: что стало бы с миром, если бы Павел не «увидел свет»? Быть может, кто-то другой проповедал бы Евангелие язычникам, сделав возможным обращение всего языческого мира? Или христианская религия осталась бы иудейской сектой, важной и интересной не более, чем для нас сейчас, например, ессеи?

Всего этого мы не знаем – и знать не можем.

Нам известно лишь, что христианство подчинило себе империю – и сочло это величайшей своей исторической победой. К 400 году н. э. христианами были около половины населения империи, к 500 году – уже решительное большинство. Христианизация империи принесла Церкви неисчислимые выгоды. При Константине христианство было легализовано, при Феодосии стало государственной религией, в последующие столетия – неизменно господствовало на Западе. Обращение императоров открыло шлюзы: в христианство хлынули массы – и, что особенно важно, аристократия. Изменилось и положение вождей Церкви: из простых верующих, занявших первое место просто потому, что им случилось быть грамотными, они превратились в самую высокообразованную, политически влиятельную, богатую средствами и связями, глубоко почитаемую прослойку общества.

Богатство и власть самой Церкви сделались поистине сказочными. Богатство ее проявлялось не только в великолепных церковных зданиях и их роскошном убранстве, но и, прежде всего, в огромных земельных и иных владениях епископов. То же можно сказать о власти: она не ограничивалась личной религиозной жизнью верующих – это была серьезная общественная и политическая власть. В 476 году сошел со сцены последний римский император Ромул Августул, – а Церковь лишь возрастала в силе и славе, и на Западе, и на Востоке[276].

В сущности, со временем Западом стали править папы римские. В VIII-m или, как утверждает одно современное исследование, в IX веке на свет появляется документ, так называемый «Дар Константина», в котором первый император-христианин якобы дарует епископу Рима власть над всеми западными провинциями. Вот что якобы пишет Константин:

То, что это подделка, выяснилось лишь в XV веке. А до того этот документ освящал собою притязания папства на власть в Западной Европе. Папа XIII века Григорий IX (папствовал с 1227 по 1241 год) использовал его в борьбе с Федериго II, королем Сицилии, заявляя, что «Константин передал епископам Рима императорские инсигнии и скипетр, а также город и всю империю в вечное владение». Еще прямее говорил об этом Бонифаций VIII (папа с 1294 по 1303 год): «Я – цезарь, я – император»[278]. Возможна ли для лидера Церкви большая власть и величие? Папа овладел империей! Что это, если не победа?