— Что? — спросил я, не понимая, чего он хочет.

— Они не представляли никакой опасности. — Голос его был хриплым, скрипучим, как у старика. — Они были всего лишь детьми. Скажи мне это.

Я едва заметно покачал головой и забрал у него меч. Выпуская оружие, он качнулся, словно невидимый кукловод отпустил державшие его ниточки. Его плечи опали, голова поникла. Я взял его за руку, и мы молча пошли обратно, в наш лагерь. Перед последним поворотом тропинки он повернулся ко мне. Глаза его были мокрыми от слез, голос сиплым и тусклым.

— Это ведь неправда, верно? Я его не убил. Он там. Целый и невредимый. Он ведь жив, правда?

Я обнял его за плечи, помогая удержаться на ногах. Мы продолжили путь туда, где лежало тело Фердии.

Кухулин выглядел так, словно жизнь покинула его. Он был совершенно истощен. Свет для него померк. Он сидел, скрестив ноги, возле своего мертвого друга; голова его свесилась на грудь, а спина согнулась, словно старый лук. Он заговорил, не поднимая глаз.

— Лири, вытащи из него мое копье. Я не могу оставить оружие.

Я посмотрел на Фердию, который лежал, серый и холодный, с Гай Болгой в животе, и почувствовал, что мой желудок начинает протестовать.

— Я не могу.

— Ты должен это сделать. Я уже давно не брал его в руки, поскольку не хотел иметь нечестное преимущество против кого бы то ни было, а теперь впервые использовал для того, чтобы убить своего друга. — Он поднял голову и посмотрел в ту сторону, где расположились коннотцы. — Это она его послала. Мейв заставила его прийти. Он бы не пошел против меня, если бы они его не заставили. И они же вынудили меня его убить. — Я никогда не слышал, чтобы он говорил таким холодным, бесстрастным тоном. Это было более пугающим, чем его гнев. — Теперь пощады не будет никому. Я применю этот магический гарпун, которым они заставили меня убить Фердию, против любого, кто встанет на моем пути, и буду продолжать драться, пока Мейв не умрет, или у меня не окажется сил, чтобы его поднять. Вытащи его, пожалуйста.

Я стал на колени прямо перед ним. Он смотрел сквозь меня так, словно перед ним до самого горизонта простиралась неподвижная водная гладь. Его глаза были мертвы, они стали серым камнем и мокрой пылью. Расслабленное лицо Кухулина было лишено всякого выражения, лишено жизни. В первый раз с тех пор, как я его знал, он выглядел старым, маленьким и безумно усталым.

— Хорошо. Я сделаю это, если ты отойдешь. Я не могу заставить себя, пока ты смотришь.

После долгой паузы, показавшейся мне вечностью, он, наконец, пошевелился. Когда я попытался ему помочь, Кухулин замер и начал двигаться снова только тогда, когда я отпустил его руку. Он медленно, с большим трудом поднялся на ноги и, ковыляя, побрел прочь. Я проткнул гарпун сквозь тело Фердии, так как вытащить его обратно было невозможно, смыл с него кровь и, завернув в кусок лайковой кожи, приторочил у седла. Потом я накрыл тело Фердии одеялом.

Покончив с этим, я зашел за куст и блевал, пока пятна желчи на земле не покрылись яркими крапинками крови.

— Все это было для него лишь игрой. Жизнь была просто игрой. Поэтому-то он все время и смеялся.

— Что?

Я стоял на коленях, смывая с губ кисловатые остатки рвотной массы и поливая шею водой.

— Он знал, что ты его понимаешь.

Этот голос принадлежал не Кухулину — он был ниже и более бархатистым. Обращались явно не ко мне. В то же время голос показался мне знакомым. Я повернулся. Кухулин привалился спиной к дереву, а перед ним стоял самый высокий человек из всех, кого мне доводилось видеть, облаченный в доспехи, матово сиявшие медью и сверкавшие серебром в лучах заходящего солнца. У него были золотые волосы, в руках он держал копье, наконечник которого торчал выше моей головы. В другой руке у него был небольшой кожаный мешок.

Кухулин положил ладонь на руку незнакомца.

— Я этого не хотел.

Незнакомец кивнул.

— Я знаю, — сказал он.

Я узнал этот тембр. Это был голос моего отца.

— Это ведь была игра. А то, что происходило до того, как он появился, со всеми остальными, было состязанием. Я подготовлен так, что им и не снилось, и только Фердия… — Кухулин сделал жест рукой, явно ничего в него не вкладывая. — Я бы оставил их в живых, им нужно было лишь уйти, но никто не ушел. А ведь они могли это сделать, и тогда бы я их не убил. — Голос его дрогнул. — Вот только Фердия. Только он не мог уйти. Все остальные могли бы остаться в живых, если бы захотели, но не он. А мы были братьями. Почему братья должны убивать друг друга?

Кухулин разговаривал с незнакомцем так, как разговаривает мальчик со своим учителем. Он умолк, ожидая ответа. Незнакомец взял его за руку и заглянул в глаза.

— Он знал, — ответил незнакомец. — Какими были его последние слова?

— Он сказал: «Сыграй игру до конца», — раздался еще чей-то голос.

Это был Оуэн. Он появился Зевс знает откуда. Я не видел его поблизости, когда заканчивался бой, но это и не удивительно, учитывая то, что я следил за дерущимися в воде противниками, не замечая ничего вокруг. Незнакомец посмотрел на Оуэна, и мне на мгновение показалось, что Оуэну стало неловко.

— Он сказал: «Сыграй игру до конца», — повторил Оуэн тише и как-то неуверенно.

— Слова героя.

— Нет, неправильно. Он этого не говорил. Он сказал, что хочет умереть в Ольстере, — хрипло прошептал я, приблизившись к ним, чувствуя, как что-то огромное начало распирать мою грудь, — я ведь слышал голос отца.

Они на меня даже не взглянули. Наверное, просто не обратили внимания на мои слова. Кухулин посмотрел на незнакомца, а потом неожиданно рухнул на колени у его ног. Я бросился к нему и с облегчением увидел, что он открыл глаза. Его голос был ровным и пустым.

— Я дрался весь день. Мне пришлось драться каждый день с тех пор, как я пришел сюда. Я не спал на постели, как мне кажется, целый год. На мне нет ни клочка кожи, из которого не сочилась бы кровь. У меня нет сил поднять меч, не говоря уже о том, чтобы защищать брод. Я даже не могу спать в одежде, потому что она давит на меня, причиняя ужасную боль, а когда надеваю нагрудник, приходится набивать его травой и подставлять прутья орешника, чтобы металл не прикасался к телу, а иначе боль просто невыносима. — Кухулин поднял глаза на незнакомца. — Я должен драться, ибо Ольстер остался без защиты, но если я сейчас снова вступлю в бой, то погибну, и это будет гибелью Ольстера.

Незнакомец покачал головой.

— Ты должен отдохнуть, — мягко произнес он. — У меня есть травы и снадобья, и ты быстро поправишься, однако сейчас тебе обязательно надо отдохнуть.

— Но если я засну, кто будет стеречь брод?

Незнакомец впервые за все время посмотрел на меня.

— Мы с Лири, разумеется.