Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Евгений Кириллович аж открыл рот от изумления.
— А… А как же с книгой?
— А что с книгой? Полетишь со мной, там и решим. Надо будет — я ее посмотрю хотя бы. Мне в Москве нужно утрясти одно дельце. А ты тем временем встретишься с клиентом, договоришься обо всем.
— Он просил аванс, — напомнил Чванов.
Остроумов резко повернулся к нему. Подошел вплотную.
— Ответь мне на один вопрос, Женя, — неожиданно жестко проговорил он, — только честно. Соврешь — я тебя в порошок сотру, на улицу выброшу, как шелудивого пса! Скажешь правду — какая бы она ни была — так и быть, отпущу невредимого, больше того, с отступными.
Не то смутило Чванова, что босс говорил с ним небывало резко — смутило то, что за каждым его словом ощущалась сила, о существовании которой раньше Чванов даже не догадывался.
— Леонид Алекса…
— Заткнись! — резко оборвал его Остроумов. — И отвечай — вся эта история с новым томом «Истории птиц» — это липа?
Евгений Кириллович открывал и закрывал рот и, кажется, не в силах был сейчас произнести ни слова.
— Считаю до трех! — безжалостно сказал Остроумов. — Раз. Два…
— Да, да, да! — прорвало наконец Евгения Кирилловича. — Понимаете, мне срочно понадобилась большая сумма! Вы хотели честно, да? — Выражение лица референта менялось на глазах. Страх и ненависть стерли его правильные, породистые черты. — Я хотел зажить самостоятельно! Я ненавижу, когда мной командуют! Я сам руководитель! У меня четыре языка! Я готовился, я престижный институт кончал! А вы… Если бы не ваша жена, не Софья Михайловна, вы бы просадили свой начальный капитал до последнего цента и сейчас собирали бы ракушки на пляже! Вы честно хотели, да? Ну так вот… Слушайте, честно: я хотел разорить вас, завладеть компанией, поняли! — Он кричал, чуть ли не бился в истерике. — Да, это я заказал все эти бредовые статьи! Газета «Правда про некоторых» — это я, я! — Он вдруг спохватился, что сказал слишком много, замолчал.
Остроумов положил ему на плечо свою тяжелую руку.
— Это ведь ты подмешал Куркибе яд, сука, — произнес он уверенно. Надо бы тебя сдать, но раз уж я дал слово — я его сдержу. Если дальше поведешь себя честно — ничего тебе не будет. Я, мразь ты этакая, слов на ветер не бросаю… В общем, так. После того как вернемся из Москвы, выписываю тебе чек на двести пятьдесят тысяч — и можешь катиться. А пока отработаешь полученное от фирмы…
— Вы говорите чек? — переспросил обрадованный таким поворотом дела Чванов. — А наличными нельзя?
— Как тебе будет угодно, — равнодушно отозвался Остроумов. — Но сперва ты сделаешь то, что я от тебя потребую, иначе никаких наличных.
У Чванова возник какой-то безумный порыв: пасть на колени, приложиться к руке.
— Я согласен, — все так же тихо сказал он, отгоняя это позорное наваждение, и спросил, чтобы поддержать вконец раскисшее самолюбие: — А зачем я вам в Москве-то нужен?
— Все узнаешь на месте. Там же и распоряжения будешь получать, презрительно отрезал Остроумов. — И попробуй только не выполнить…
— Что-то многовато у вас условий, вам не кажется? — угрюмо заметил Чванов, втягивая голову в плечи от собственной дерзости.
— Ты меня, видать, плохо за это время узнал, Женя. — Леонид Александрович зловеще улыбнулся: — Думаешь небось, так — миллионеришка задрипанный, выскочка, деревня, да? Можно, мол, его, лоха, дурить, обдирать, как только душа пожелает, так, да? Так, так, не мотай башкой. Я ж по глазам твоим шакальим вижу, что у тебя за мысли. — И приказал: — А ну-ка иди сюда!
Остроумов сошел с дорожки и приблизился к древнему хозяйственному сарайчику, сложенному из добротного кирпича. Вилла сменила нескольких хозяев, каждый из которых вносил в ее ансамбль свою лепту, так что никто бы уже не мог вспомнить, когда и для чего он был выстроен. Чванов знал лишь, что в этом кирпичном уродце хранится садовый инвентарь, инструменты и всяческая рухлядь.
Евгений Кириллович вопросительно посмотрел на босса — ну и что, мол, дальше-то? Но Леонид Александрович и не думал что-нибудь говорить, он вдруг совершил какое-то движение левой рукой — столь молниеносное, что Чванов не заметил самого удара, увидел лишь его последствия — большую рваную дыру, мгновенно возникшую в плотной кирпичной кладке. Не веря своим глазам, Евгений Кириллович какое-то время тупо рассматривал ее, даже и после того, как Остроумов, так больше и не проронив ни слова, ушел в дом… И только какое-то время спустя Евгений Кириллович наконец сообразил, что его поразило сильнее всего. Он вспомнил, что Остроумов, нанеся свой страшный удар, даже не поморщился от боли — словно проткнул не кирпичный монолит, а бумажную перегородку китайской фанзы…
В коттедже Чванов бросился на свою кровать, перевел дух. Он вдруг живо представил, во что могла бы превратиться его голова, вздумай разгневанный Остроумов отводить душу не на стенке, а на его, Чванова, интеллигентной физиономии.
Залпом хватанув стакан неразбавленного джина, он выскочил из коттеджа и быстрым шагом, чуть ли не бегом направился к шоссе, чтобы как можно скорее добраться до небольшой виллы по соседству, где проживал личный пилот его босса.
Теперь, когда она знала, где этот гад обосновался, ей было намного спокойнее. Она летела к Димону, думая об одном: сейчас она вызовет парню «скорую» и позвонит — либо в милицию, либо этому обходительному рыжему частному детективу, который так по-людски разговаривал с ней на Петровке, в МУРе. Она должна, должна отомстить этому странному человеку, второй раз лишающему ее надежды на будущее. Он — страшный волчара, но это и его проблема: он думает, что все вокруг — мелкие жалкие твари, которые не могут ему ничего сделать. Ну, вот и посмотрит — могут они или не могут!
Она рассчитывала застать Димона впавшим в забытье, но Димон бодрствовал. Он то ли допил водку, то ли сумел ширнуться, но был как-то неестественно возбужден, глаза лихорадочно блестели, а увидев ее, нескладно замахал руками, закричал, тыча в работающий телевизор:
— Ты представляешь, эту сволочь сейчас по телевизору показали!
— Какую сволочь? — не сразу поняла Алла.
— Ну, этого урода, который мне ногу сломал!
— Небось телефоны не успел записать? А ну, переключи на ТВЦ, попросила Алла, поскольку пульт был у него рядом с подушкой. — Может, там как раз криминальные новости… как у них?..
— Петровка, 38.
Но ни на ТВЦ, ни на каком другом канале криминальных новостей уже не было, и она плюнула. Надо будет — позвонит по «02». Спросила только:
— Точно его показали?
— Ну ты чего! Я его по гроб жизни помнить буду, гада этого!
— А сказали-то что про него?
— Ну, как обычно: по подозрению в совершении ряда особо тяжких преступлений… Как-то и фамилию его назвали, и имя… Вот не помню, еще вроде как под наркозом был… Кажись, Островский, что ли… Или нет, Остроумов, как артистка, ну, помнишь, в «Зорях…»?