Алла села рядом с ним на постели, мягко положила руку на нехорошо распухшую, сизую ногу. От ноги несло жаром, как от печки.

— Да, втравила я тебя, парень…

Но он, похоже, и не думал унывать.

— Ну втравила, и что? Нарвались, конечно, но раз мы теперь даже знаем, как его зовут, — мы с ним еще разберемся, сукой буду!

— Фу! — сказала она шокированно. — Ты уж разберешься! — и добавила, подумав: — Знаешь, меня подмывает его сдать.

— Как — сдать? — не понял Димон, научившийся за время отсидки строго уважать воровской кодекс чести. — В ментовку стукануть, что ли? Не, мне это западло! Я его лучше подкараулю где…

— Ишь, западло ему! А со сломанной ногой прыгать — тебе не западло? А если б он тебя совсем к едрене фене загасил? Это как?

— Не, — уперся Димон. — Ты хочешь, ты сдавай.

Она плюнула. Пошла наконец в ванну, долго хлестала сопревшую кожу горячими струйками, переоделась, посмотрела на себя в зеркало, пожалела мимолетно, что Димон в нерабочем состоянии: она была сейчас девица хоть куда и способна на самые невероятные поступки.

— Давай так, Дима, — сказала она. — Я тебя сейчас кормлю…

— Сиськой? — хихикнул Димон, и она озабоченно подумала, что он, видать, все еще под балдой, под кайфом. Еще, пожалуй, и «скорая»-то не возьмет!

— Обедом! — отрезала она. — Поешь, а потом сразу вызовем тебе «скорую», а то плохо может дело кончиться…

— Не, не хочу «скорую», — капризно, как маленький, сказал Димон, из чего она заключила, что у него, скорей всего, температура.

— Без ноги останешься, дурак!

Только после этого он немного задумался.

— Давай завтра, а? Я, если честно, хочу посмотреть — сдашь ты этого Остроумова или нет.

— А чего ж не сдать? — недобро усмехнулась Алла, вспомнив сразу и решетниковские мозги на полу, и про то, как проходила чуть не целый день в мокром белье. — С огромным даже удовольствием. Сейчас найду только визиточку… Так, с кем мы имеем дело? Грязнов Денис Андреевич, частное детективное агентство «Глория». — И взялась за телефонную трубку.

Алексей Остроумов удовлетворенно осматривал себя в зеркало. Бежевые брюки Чванова сидели на нем как влитые. Правда, подвел пиджак — как ни старался Алексей втиснуть в него свои плечищи, так ничего из этого и не вышло. В принципе он мог бы ходить и без пиджака — лето все-таки. А пиджак — хрен с ним, не на свадьбу же он собирается, в конце концов… Ну а если надо будет выйти с пушкой — наденет свою ветровку. Жарковато, конечно, но куда ж денешься, если надо…

Сразу же после того, как Алексей увидел свою физиономию на экране чвановского телевизора, он понял, что это все — надо срочно рвать когти. Фотографию менты нашли какую-то старую, он на ней был в форме, но узнать его можно было без особых проблем. Так что надо было что-то делать и с внешностью…

Он сегодня еще не брился, чего, вообще-то, по старой военной привычке терпеть не мог, но сейчас, внимательно разглядывая себя в зеркало, подумал, что так, пожалуй, даже лучше. Щетина, как ни странно, не просто меняла, она как бы даже облагораживала его мрачный облик. Сейчас Алексей смахивал на одного известного политолога, фамилию которого он запамятовал. Собственно говоря, он и не старался ее запомнить — мало ли развелось по нынешним временам трепачей, а вот рожу запомнил, потому что тогда же брезгливо удивился: как это человек, выступая на всю страну, не удосужился даже побриться?

Он прошел на кухню и сварил себе крепкого кофе. Подумал трезво о складывающейся ситуации. Не раз бывая в серьезных переделках, сейчас он, что называется, всей шкурой ощущал, как начала сгущаться вокруг него опасность. А ведь он и хотел-то всего лишь добраться до братца Леньки, и ничего больше… Но неужели же только ради этого он провернул целую шпионскую операцию, убил человека, познакомился с Мариной?.. Нет, Марину ты сюда не приплетай, строго сказал он себе. Марина — это особь статья. Знакомился — да, абы как, но теперь-то он ее действительно любит! Каково ей, бедной, будет увидеть эту гадскую фотографию по телевизору? А, переживем и это, успокоил он себя, как мог. Главное — чтобы менты не начали дергать и ее, не вцепились бы в нее как в сообщницу. Вот весело будет! Она, птичка, ни сном ни духом, а ее в преступницы! Ох, мама родная! Жалко девку будет. Хотя бы позвонить ей, объясниться, да пока нельзя. Как знать, а вдруг эта шпана из «Глории» снова прослушивает телефоны? Вот ведь жизнь сволочная… Ладно, как бы то ни было, главное — вывести из-под удара ее, Марину. Он-то сдюжит, вывернется. В конце концов, он теперь, — Алексей хлопнул себя по нагрудному карману, — Василий Викентьевич Расторгуев. Так что пишите письма, граждане менты, а также частные сыщики носатого муровского племянничка…

Посидев еще немного в раздумьях и выхлебав еще одну чашку кофе, Алексей решил, что перво-наперво придется все же как можно быстрее изменить внешность. Мысль эта пришла ему в голову еще и потому, что он вспомнил про магазин театральных принадлежностей, который на днях засек сравнительно недалеко от чвановского дома.

…Возвращаясь назад, он поздоровался с лифтершей, сидевшей на своем боевом посту, и даже перекинулся с ней несколькими словами о погоде — пусть запомнит: да, вошел в подъезд жилец чвановской квартиры тогда-то, во столько-то. А назад… Назад вроде бы не выходил… И действительно, не выходил, потому что примерно через час покидал чвановскую квартиру не крепкий мужчина с военной выправкой, а немолодой сутулый мужчина с длинными седыми волосами и аккуратной щеточкой серебряных усов.

«Старик» нес в руках дипломат, в котором лежали все его наличные деньги — главным образом, те, которые он реквизировал у Чванова, и его «зауэр» с коробкой патронов. Свой ТТ он сунул за пояс, под ветровку — мало ли что может случиться при таком раскладе!

— Вот и все, — пробормотал Алексей себе под нос. — Полная экипировочка. Жаль только, крафтовый конверт пришлось оставить — не влезал в дипломат, а уродовать такую драгоценность у него не поднялась рука. «Ничего, — подумал он, — будут времена поспокойнее — заберу». Конверт был надежно припрятан в одном из углов чвановской квартиры — этот тайник придумал он сам, хозяйские для такого дела не годились…

Он был уже на тихой, спокойной улице Красина, когда мимо него на бешеной скорости пролетели две черные «Волги», до отказа набитые какими-то мордатыми парнями в камуфляже. Парни презрительно таращились по сторонам, обнимаясь с короткими автоматами. «Ишь, торопятся куда-то, сволочи», беззлобно подумал он, невольно вздрогнув от завывшей вдруг сирены.

Он вышел на Садовое кольцо и сразу затерялся в уличной толчее — один из миллионов людей, ежедневно проходящих и пробегающих по тротуарам этой никогда не затихающей московской магистрали…

Денис с утра успел поцапаться и с Лагутиным, и с дядькой: он считал, что не надо было давать никаких объявлений, показывать портрет Алексея Остроумова по телевизору.

— Как ты не понимаешь, Костя, — внушал он заехавшему к ним в «Глорию» Лaгyтину, — ведь фактически получается, что ты как бы сам предупреждаешь преступника. Я на все сто уверен, что он теперь ляжет на дно.