Дико взвыв, я села на пол. Слёзы потекли сами.

— Господи, — Тифон перепугался так, словно я собралась помирать. — Только не плачь. Извини. Не рассчитал. Не подумал. Где суицидник? Криворотов?

Запаниковав, он заозирался в поисках хоть кого-нибудь из наших. Но никого не было. Даже Ярослав куда-то испарился.

— Эй! Не вздумай плакать. Блин, — Тифон поднял меня под мышки. — Встань. Обопрись о ногу. Через силу, через боль. Клин клином.

— Да всё нормально. Я не плачу. Я встану. Отпусти.

Стиснув зубы, я поставила больную ногу на пол, оперлась о неё, охнула и чуть снова не свалилась. Тифон поддержал.

— Давай понемногу. Я подстрахую, — придерживая обнял, слегка покачивая в танце.

«Свет озарил мою больную душу.

Нет, твой покой я страстью не нарушу.

Бред. Полночный бред терзает сердце мне опять.

О, Эсмеральда, я посмел тебя желать».

— Какая удачная песня, — улыбнулась я через силу. — Разгонять молочную кислоту под «Свет далёких планет» было бы гораздо сложнее.

Он держал меня так, что переступать приходилось только на мысках, иначе я повисла бы у него на руках. Это было смешно и немного неудобно, но боль в ноге стихала.

Я болталась, как веник, и совсем размякла. Растаяла.

Этой Зое невероятно повезло с ним, а она взяла и сбежала. Моё воображение нарисовало глупую, легкомысленную девицу. Я видела её пару раз. Рыжая смешливая красотка.

— Распутной девкой, словно бесом, одержим. Цыганка дерзкая мою сгубила жизнь, — подпела я.

Тифон засмеялся.

— Что? Ужасно пою, да? — я смутилась.

— Нет. Просто вспомнил, что ты — тискательная Тоня.

Пальцы щекотно прошлись по рёбрам, после чего он так крепко сжал, что я ойкнула.

— Знаешь, вы с суицидником лучше завтра уезжайте. С машиной видимо ещё затянется. Я сегодня узнал, как отсюда до станции добраться. На электричке до Пскова три часа.

Он выпрямил спину и я всё-таки повисла.

— Ты сказал, что не будешь помогать Ярославу.

— Ну, а что я его брошу? Сама подумай… Даже если он урод и за базар не отвечает.

Ощеренная пасть дракона оказалась прямо перед моим лицом. Тифон резко остановился. Поставил меня и, убедившись, что не падаю, на полном серьёзе предложил:

— До номера донести?

— Нет. Мы с Костиком дойдем. Только нужно его найти.

Амелина искали полчаса, но не нашли. Даже Лёха подключился, хотя они с Тифоном всё ещё не разговаривали. Лёха был очень недоволен, что его отвлекли в самый разгар веселья, но всё же сбегал до нашего корпуса, а вернувшись, сказал, что Амелин «дома».

Они сидели с маленьким Костей на кровати и играли в карты.

Между ними стояла тарелка с печеньем в виде сердечек. У ног Амелина тёрся пушистый чёрно-белый урчащий котёнок.

— Ты чего ушёл? — я допрыгала до кровати, села и взяла котёнка на руки. Он тут же щекотно полез в волосы.

— Устал, — ответил Амелин. — Я же тебе говорил. Вот сейчас совсем устал. Пожалуй, танцы — это всё-таки не моё. Слишком много людей и эмоций.

— Ты просто бросил меня и ушёл. А я ногу опять подвернула…

— Не покидай меня безумная мечта, — с веселой улыбкой, которая, как я уже знала, была далеко не веселой, пропел он в ответ. — В раба мужчину превращает красота.

— Значит ты был… Ты видел, что я подвернула ногу и даже не подошёл.

— Ты была занята…

— У тебя нет причин для ревности! — я положила ему руку на спину, но он отпрянул, будто я обожгла его и, схватив печенье, перебрался на пол между подножием кровати и холодильником.

— Ложись спать. Мы здесь тихо посидим, да?

— Очень тихо, — пообещал маленький Костик.

Объясняться при мальчике было неловко.

Амелин занавесился волосами и глаз я не видела, но на сгибе локтя вдруг заметила яркое красное пятно.

— Что это?

Он сразу понял, о чём я спрашиваю.

— Мой тяжкий крест — уродства вечная печать,

Я состраданье за любовь готов принять.

Нарочно кривляясь снова пропел он.

— Кончай поясничать! Поговори со мной!

— Всё хорошо, глупенькая, — сказал убийственно спокойным голосом. — Спи. Завтра всё обязательно наладится. Как-нибудь.

Мальчик подошёл и взял у меня котёнка.

— Я назвал его Маник, — сообщил он.

— Кость, — я смотрела на Амелина в упор. — Я не Мила. Пожалуйста. Не нужно меня наказывать и прощать тоже не нужно. Я ничего не сделала.

— И после смерти мне не обрести покой,

Я душу дьяволу продам за ночь с тобой…

Разговаривать было бесполезно.

Я проснулась от того, что он лежал и смотрел на меня в темноте. Просто смотрел. Глубоким, страшным, немигающим взглядом.

— Что случилось? — прошептала я.

— Ничего.

— А чего смотришь?

— Я не смотрю.

— Нет смотришь.

— Спи.

— Я не могу так спать. Отвернись.

Но он продолжал смотреть.

— Хочешь, чтобы я тебе врезала?

— Нет. Сейчас не хочу.

— Тогда не смотри.

— Ладно.

Но он всё равно смотрел. Странно и неуютно.

— Хочешь мне что-то сказать?

— Нет.

— Когда ты так смотришь, я тебя боюсь.

— Понятно.

Я собралась шлёпнуть его подушкой, но он тут же встал и вышел на балкон, а минут через пять снова лёг и опять уставился.

Развернувшись спиной, я накрылась одеялом с головой и всё-таки уснула.

А утром Амелина уже не было.

Никита

Возвращался я в чудесном настроении. Слушал Lighters, и когда выходил из метро, вдруг поймал себя на том, что подпеваю в голос. Смешно и глупо.

Вечер был ещё тёплый, но уже глубоко августовский, с холодным ветерком и едва ощутимыми запахами приближающейся осени.

После антикварного магазина мы с Настей и Сашей ещё долго гуляли по Москве, просто ходили по улицам, сидели в кафе, фотографировались и болтали обо всём подряд. Неожиданно неловкая, обременительная ситуация превратилась в удачное и даже приятное стечение обстоятельств. Во-первых, я не только смог окончательно определиться в своих симпатиях, но и сравнить их, а во-вторых, мы просто отлично провели время, и я был освобожден от терзаний совести, предпочти прогулку с одной из них.