– Сталый, эта сто такое? – Фань удивленно ходила вокруг фонтана и качала головой. Первый раз видит такое чудо, видимо. Это она еще на своей родине взрослой не была. Навряд ли запомнила из детства что-то существенное и тамошней архитектуре очень бы удивилась. Особенно Китайской Стене или набережной Вайтань.

– Фонтан желаний. Кидали монетку, рукой терли яблоко и загадывали желание. Говорят, сбывалось. – Шал улыбнулся. – Можно и нам загадать, только я монет с собой не захватил. – И словно извиняясь, добавил. – Бумажник на пианино в Шымкенте оставил. Боюсь только, раз фонтан сломан, то и желания будут исполняться неправильно.

– А как эта, зелания гадать? – Фань часто захлопала ресницами.

– Ну… вот что ты хочешь? Очень сильно. Это и есть желание. Загадываешь его и трешь поверхность яблока.

– Я хатю… – громко начала девушка, но Шал покачал головой.

– Нет. Нельзя говорить вслух, громко. Нужно молча, про себя. Тут, – постучал он пальцем себе по виску, – иначе не сбудется.

Фань пожала плечами и замолчала, положив ладонь на холодный гранит. Потерла яблоко и кивнула.

– Фсе.

Мейрам вдруг поднял голову, с интересом посмотрев сначала на Шала, потом на Фань, и тоже шагнул к яблоку. Приложив ладошку, постоял немного, но тереть не стал и молча отошел. Шал, прищурив левый глаз, снисходительно улыбнулся.

– А я ничего не буду загадывать. Разучился желания формулировать, а это самое главное в этом деле. Так что идемте уже. Время не терпит.

Среди деревьев мелькнули чьи-то силуэты, и Фань напряглась. Остановилась, осторожно всматриваясь в замершую тройку фигур.

– Расслабься, Фань, – хмыкнул Шал, уже успевший разглядеть памятник в бинокль, – это же Битлы.

– Кто? – Девушка нахмурила брови и сморщила нос, настороженно повернув голову к спутнику.

– «Битлз». Точнее памятник им. Группа такая была когда-то. На гитарах играли и песни пели. Знаешь, что такое гитара?

– Снаю. Блынь-блынь. – Она показала руками, как играть на инструменте.

– Их четверо должно быть. Помню, в газетах писали, что энтузиасты установили этот памятник, но сходить к нему так и не успел, все некогда было.

Шал сделал шаг в сторону, чтобы деревья меньше закрывали обзор. Действительно, четвертый участник ливерпульской четверки сидел на скамейке с гитарой в руках по колено в траве.

– Точно, все в сборе. Леннон, видать, про субмарину лабает, вот и присел. Хотя я ими толком и не увлекался. По радио пару песен известных слышал, и все. Я больше «Продиджи» любил. И «Депеш Мод». Персонал… джизас… – пропел он громко. – Эх, хорошее время тогда было все же, – грустно заключил Шал, – не то что сейчас.

От станции канатной дороги к башне вела извилистая асфальтовая дорога, скрытая в тенистой аллее и усыпанная прошлогодними, податливо пружинящими под ногами листьями. Шестнадцатигранный ствол телебашни уходил в небо, просвечивая сквозь деревья, и при взгляде на почти достающую до облаков вершину антенны начинала кружиться голова. Шал, в отличие от молодежи, долго так стоять не смог, затекала шея. Он разглядел вращающиеся лопасти ветрогенераторов, и этого достаточно. Окинув взглядом кустарник и деревья вокруг основного здания, попытался отыскать признаки субстанции, царствующей в городе. Но ничего подозрительного не заметил, обычная листва. Какая, по сути, и должна быть. Без всяких примесей и непонятной гадости, пытающейся вонзить в твое тело похожие на щупальца ветви.

Одинокая фигура вынырнула из кустов неожиданно. Невысокий азиат что-то громко пролаял, вскинул похожее на арбалет оружие и выстрелил. Несмотря на разделявшие их несколько метров, Шал успел среагировать, тут же бросившись на землю, и закричал, пытаясь образумить человека. Ведь они пришли сюда не с войной.

– Не стреляй!

Ему послышался удивленный девичий всхлип. Резко обернувшись, увидел Фань, вдруг рухнувшую на колени, и торчащий из ее груди кусок металла. Мейрам, прикрыв ладошкой рот, застыл, недоуменно уставившись на девушку, которая завалилась на бок.

Этого оказалось достаточно, чтобы пропустить нападение. Краем глаза заметил движение, вскинул руку, выставляя блок, но все равно получил удар ногой в грудь. Охнул, упав на землю, попытался подняться, но человек, снова закричав что-то непонятное, уже набросился сверху. Шал успел выставить колено, останавливая наваливающееся на него тело, перехватить руку с занесенным ножом и заглянуть в злые красные глаза. Ударил в горло ладонью с широко отставленным большим пальцем. Со всей злостью, которую смог вложить в руку. Переговоров не получится, если вместо диалога сначала стреляют. Это какая-то очень хреновая дипломатия получается.

Незнакомец всхрапнул сломанным кадыком и упал, отбрасываемый ногой. Выхватив свой нож, Шал широко размахнулся и всадил лезвие ножа в грудь.

– Мы! Пришли! С миром! – Каждое слово он сопровождал резкими ударами, и заглянув в застывшие глаза, повторил. – С миром, сука!

То, что ему показалось на шее незнакомца, не понравилось. Убедившись, что дергающееся в конвульсиях тело больше не поднимется, он вспорол ножом одежду на груди и увидел слабые, проступающие сквозь кожу пятна, имеющие хорошо знакомый оттенок. Вот сука! Он с трудом встал и, прихрамывая стреляющим болью коленом, поковылял к Фань.

Уронив на землю рядом с ней окровавленный нож, упал сам и осторожно перевернул девушку на спину, заглядывая в глаза. Предательски дрожащими руками вытер с ее щеки тонкую струйку крови, вытекающую из уголков губ.

– Фань, – горло перехватил спазм.

– Сталый. – Она слабо улыбнулась и с трудом выдавила: – Я зе гавалила, сто есть тута китаесы.

– Молчи! Нельзя разговаривать. Может, это не китаец был.

– Я гадала зелание. Китаес. Он скасал – нитиго больсе нет.

Ее глаза смотрели на проплывающие облака, и в них застыла боль.

– Каздого здет то, сто он заслузыл. Так папа гавалил.

– Не заслужила ты этого! – горячо возразил Шал. – Это в меня он должен был попасть! Не в тебя.

– …нет, – Фань дернулась и схватила его за руку, рот наполнился кровью, тут же потекшей по щеке. – Я убила нескалька людей и тепель… убили меня. Сплаведливая ваз…мездия.

Девушку стало бить крупной дрожью и ладонь сжалась еще сильней, впиваясь ногтями в кожу Шала.

– Спасиба тебе… Сталый… мне с табой халашо было, – прохрипела она тихо, – спакойно… как с папой… зля я тебя не слуса…

Ее тело напряглось и выгнулось дугой, тут же обмякнув.

– Фань… – Шал осторожно просунул руку под затылок и приподнял ее голову, расслабленно качнувшуюся в его ладони. – Фань!

Грудь, проткнутая тонким штырем, перестала вздыматься. Только в карих глазах застыли спокойствие и умиротворение. Все. Конец. Она пришла к своей цели.

Только почему судьба так цинична?