НКВД СССР № 001223, ни адаптировавший его к местным условиям приказ НКВД ЛССР № 0054 не могут служить доказательством подготовки к массовым репрессиям.

Другой вопрос — были ли использованы материалы осуществлявшегося в соответствии с приказом № 001223 оперативного учета при подготовке массовых репрессий в Литве и, в частности, депортации июня 1941 г.? Выявленные в Особом архиве Литвы документы дают неожиданный ответ на этот вопрос. Оказывается, по состоянию на вторую декаду мая 1941 г. оперативный учет региональными подразделениями НКГБ ЛССР практически не велся. В материалах внутренней проверки НКГБ Литвы констатировалось:

«Важнейшим элементом агентурной работы является оперативный учет. Однако к этому делу до настоящего времени начальники уездных отделов и их заместители и начальники отделений центра относятся безответственно.

До настоящего времени на оперативный учет не взято руководство важнейшей базы повстанчества — шаулисты, вольдемаристы, таутининки, полицейские, бывш. работники криминальной полиции, тюремщики, бывш. работники охранки, бывш. офицерство и т. д.

Уездные отделы не только не взяли на оперативный учет во 2 отделе, но даже и у себя не имеют подробных списков этих категорий лиц»[795].

Всего к середине мая 1941 г. на оперативный («формулярный» и «массовый») учет было взято: по Шауляйскому уезду — 176 человек, по Кретингскому уезду — 9 человек, по Засарайскому уезду — 21 человек, по Швенчионельскому уезду — 2 человека, по Мариампольскому уезду — 18 человек, по Шакяйскому уезду — 296 человек, по Поневежскому уезду - 1 человек, по Алитусскому уезду — 7 человек. Как констатировалось во внутренних документах литовского НКГБ, «почти что аналогичное положение и в других уездах»[796] .

Таким образом, приказ НКВД ЛССР № 0054 просто не был выполнен. Реальная подготовка списков подлежащих депортации «антисоветских элементов» началась в Литве только после специального указания наркома государственной безопасности СССР В. Меркулова от 19 мая 1941 г.[797]; это была целевая акция, не имеющая отношения к оперативному учету «антисоветского элемента» в том виде, в котором он предусматривался приказом № 001223.

Существуют ли другие документы, из которых можно сделать вывод о наличии у советских властей непосредственно после присоединения Литвы к СССР каких-либо планов массовых репрессий в республике? Литовские историки часто указывают, что еще до официального присоединения Литвы к СССР силами Департамента государственной безопасности Литовской республики с явной подачи советской стороны были проведены довольно масштабные аресты руководителей «антигосударственных» (то есть враждебных новой власти) партий. Однако эта операция носила ограниченный характер[798] и (как по масштабам, так и по сути) была схожа с арестами, сопровождавшими ранее происходившие в Прибалтийских странах государственные перевороты[799]. В этой операции можно обнаружить советскую специфику (например, в сведениях на подлежащих аресту следовало указывать уровень материального состояния), однако стремления к развертыванию массовых репрессий в ней не проел ежи вается.

Не находим никаких признаков подготовки к массовым репрессивным акциям мы и в документах созданного в сентябре 1940 г. НКВД ЛССР. Один из первых приказов наркома внутренних дел Литвы А. Гузявичюса «О порядке выполнения обысков и арестов» весьма сдержан: для ареста необходима санкция главы НКВД республики или его заместителя, а уездные отделы лишены права самостоятельно проводить аресты[800]. Весьма симптоматичной выглядит содержащаяся в приказе ссылка на постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об аресте, прокурорском надзоре и ведении следствия» от 17 ноября 1938 г., ознаменовавшее собой конец массовых операций периода «Большого террора» 1937–1938 гг.

Судя по выявленным документам, в конце 1940 — начале 1941 г. деятельность НКВД Литвы в значительной степени носила реактивный характер и сводилась главным образом к вербовке агентуры, противодействию выступлениям «антисоветского элемента» по круглым датам[801], а также к борьбе с деятельностью германской разведки, на что руководство НКВД ЛССР ориентировала Москва[802]. При этом уже в ноябре 1940 г. выяснилось, что штаты республиканского НКВД недостаточны даже для весьма скромных масштабов оперативно-следственной работы[803]. Это — еще один существенный аргумент в пользу того, что никаких массовых репрессивных операций в Литве советскими властями в то время не планировалось; ведь в противном случае штаты наркомата внутренних дел были бы заметно больше.

Обстановка в республике, судя по документам НКВД, была достаточно напряженной. Радикальные преобразования новых властей (национализация, отделение церкви от государства, преобразования в сельском хозяйстве) вызывали недовольство у ущемленных переменами слоев населения; в недавно присоединенном к Литве Виленском крае действовали подпольные польские организации[804]. Шло образование новых подпольных организаций из числа наиболее активных представителей бывшего государственного аппарата Литвы, причем — не без поддержки германских спецслужб, еще в конце 1939 — начале 1940 г. завербовавших целый ряд выскопоставленых сотрудников Департамента государственной безопасности МВД Литвы[805].

В ноябре 1940 г. в Берлине бывшим послом Литвы К. Шкирпой был организован Фронт литовских националистов — организация, исповедовавшая откровенно фашистскую идеологию и ориентировавшаяся в своей деятельности на нацистскую Германию[806]. О существовании этой организации, вскоре ставшей главной проблемой для органов госбезопасности в Литве, в НКВД ЛССР узнали уже в середине ноября 1940 г.[807], однако масштабы ее деятельности были осознаны гораздо позже.

В соответствии с указаниями Москвы первоначально основное внимание республиканских органов госбезопасности оказалось сосредоточено на находившихся в Литве беженцах из оккупированной нацистами Польши. В конце ноября 1940 г. глава НКВД ЛССР А. Гузявичюс направил в Москву спецсообщение, в котором констатировал, что среди беженцев из Польши есть более 4 тысяч человек, намеревающихся выехать за границу и уже имеющих либо иностранные визы, либо заверительные письма из соответствующих посольств. Гузявичуюс предлагал разрешить этим людям выехать из Литвы[808].

В Москве согласились с этим предложением, однако не ограничились им. 12 декабря 1940 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло специальное постановление, касавшееся находившихся в Литве беженцев. Проблему планировалось решить следующим образом: разрешить выезд за границу тем, кто имел иностранные визы; принять в советское гражданство желающих беженцев; выслать в Казахстан и республику Коми сроком на 3–5 лет «помещиков, фабрикантов, офицеров и полицейских» из числа беженцев, а также отказавшихся принимать советское гражданство[809].

Решение Москвы поставило НКВД ЛССР перед необходимостью проведения достаточно масштабной операции по выявлению и выселению из республики «контрреволюционного элемента» беженцев. Однако с выполнением этой задачи органы внутренних дел