Она смотрела, силясь запомнить все и сразу, жалея, что не захватила с собой блоконот. Запоздало вдруг вспомнила про зонтик, который тоже не захватила. А стало быть, пекучее летнее солнце обязательно оставит след свой на коже.

Загар — это плохо.

Или…

Башня, в которой расположилось местечковое отделение Высочайшей Гильдии магов, представляла собой сооружение столь странное, что достойно оно было отдельного полотна. Эта башня то ли вырастала, то ли подминала под себя неказистое вытянутое строеньице из красного кирпича. Оно закрывалось от мира ставнями, на сей раз не резными и не расписными, но обыкновенными, которые открыть бы, впуская внутрь свет и ветер.

Аглая запрокинула голову.

Башня, выходившая из этого строения, не отличалась высотой, поднимаясь едва-едва над остатками городской стены, но была пузата и кривовата. Над нею гордо реяло знамя с соколом, правда какое-то бледное, выцветшее. Над дверью имелась и табличка, в которой сообщалось, что прием посетителей по личным вопросам осуществляется в приемные часы, а также эти самые часы указывались.

— Идем, — Эльжбета Витольдовна решительно толкнула дверь и, оказавшись внутри, громко поинтересовалась: — Есть кто живой?

Вопрос, к слову, был не пустяшным, ибо внутри строения царила та унылая пыльная пустота, которая появляется в зданиях заброшенных.

— Мага нету, — донеслось сверху. — Отбыл-с. По служебной надобности.

— А ты кто? — Марьяна Францевна провела пальцем по подоконнику, на который сквозь закрытые ставни пробивалась-таки тонкая полосочка света.

— Я? — удивились сверху. — Я писец!

— Писец, — странным голосом повторила Эльжбета Витольдовна, но тихо. И громче уже велела: — Спустись-ка сюда, писец!

— Зачем?

— Спустись, узнаешь.

— Не хочу, — отозвался неизвестный.

Сумрак отступал, позволяя разглядеть не то чтобы беспорядок, все же беспорядка тут не было, скорее уж унылую пустоту, кое-как разбавленную мебелью. Прижались к стене лавки для посетителей, чуть дальше, почти скрывался в полумраке шкаф, а подле него — еще один. Содержимое их рассмотреть не представлялось возможным, но Аглая попыталась.

Она отметила и ковер.

Стулья.

И лестницу, к которой решительным шагом направилась Эльжбета Витольдовна.

— Мда, — только и сказала Марьяна Францевна, вытирая пыль с пальца платочком. — Что ж… провинция…

…и вправду, провинция.

В Китеже не допустили бы подобного.

Тамошнее отделение Гильдии занимает огромный особняк. Аглае случалось бывать, с мужем само собою, когда еще он считал нужным брать её.

Делиться.

И показывал, что это вот отделение, более напоминающее дворец, что собственный кабинет, окна которого выходили на городской сад. И про работу рассказывал, правда, как-то не особо охотно.

И непонятно.

Но Аглая помнит.

Гранитные полы, отполированные до блеска. И мраморные колонны. Позолоту. Картины, что портреты великих магов, что полотна батальные, показывавшие нелегкий путь становления нынешнего царства.

А здесь…

Единственная картина на стене почти с этой стеной сливалась, и разглядеть, что же было там нарисовано, Аглая не сумела, хотя старалась.

Впрочем, поняв, что осталась одна, она поспешила наверх.

Лестница оказалась на диво крутой и неудобной.

…а в Китеже лестницу покрывали алой дорожкой с зеленым бордюром. И по обе стороны её ставили высокие цветочницы, в которых, невзирая на время года, цвели розы.

Посетителям нравилось.

Многим.

Некоторые почему-то в этом великолепии совершенно терялись, и Аглая тогда еще чувствовала и их растерянность, и смущение, и желание немедля повернуть назад. Даже Мишаньке сказала. А он скривился и ответил:

— Человек простой должен понимать, что не стоит отвлекать магов пустяшными просьбами. Сила дана для дел серьезных.

Тогда это прозвучало веско.

Сейчас…

Писец глядел на Эльжбету Витольдовну с ужасом.

— В-ведьма? — выдавил он.

— Три, — гордо ответила Марьяна Францевна и платочком махнула. — Вы бы тут прибрались, милейший… так, для порядку.

Наверху ставни открыли. И свет заполнил довольно просторную, но захламленную до крайности комнату. В ней уместились и столы, и стулья, и лавки, и шкафы с бумагами, и огромный, во всю стену, портрет батюшки-государя, писаный весьма старательно. И старательность эта несколько искупала недостаток умения. В общем, государю Аглая подобный портрет показать бы не рискнула.

— Так, — писец все-таки выполз из-за стола, оказавшись совсем уж юным пареньком. — Это… бюджет не предусматривает.

— Уборку?

— Содержание прислуги.

— А… а сами? — Эльжбета Витольдовна помахала рукой, отгоняя мух, которых тут было на диво много. А ведь артефакт работал, его Аглая сразу почувствовала.

— Сами? — удивился писец. — Сами… у меня работы много!

Он обвел рукой и столы, и бумаги, горы которых высились, судя по пыли, давно. Более того, пыль эта уже устоялась, склеив бумажные листы, придав горам должную незыблемость.

— Тогда да, аргумент, — согласилась Эльжбета Витольдовна. — А маги?

— Так… маг у нас один.

— Один?

— Ага… прежде ставок больше было, но упразднили, — писец поскреб кончик носа. — Сперва помощника, потом и штатного. Только верховный и остался.

— А над кем он тогда верховный? — не удержалась от вопроса Аглая, которой все-то тут было любопытно. Пожалуй, даже любопытней, чем в столице, там-то ни потрогать ничегошеньки нельзя, да и вовсе ощущение такое… такое вот… будто и она, Аглая, гостья.

— Ни над кем. Ну, то есть надо мною верховный. И просто, по должности, — писец, окончательно успокоившись, поверивши, что ныне колдовать ведьмы не станут, пожалеют сиротинушку, поскреб живот.

— Ясно, — Эльжбета Витольдовна задрала голову, разглядывая куполообразный потолок, некогда белый, но давно. — Стало быть… верховный… и где он?

— Отбыл, — писец тоже на потолок поглядел и, смутившись, пояснил. — Туточки обс…обр… обрваторию сделать хотели.

— Обсерваторию? — уточнила Марьяна Францевна.

— Ага. Только финансирование сократили. Провели эту… как её… реформу… и тепериче мы звездные карты из Китежа получаем. Раз в полгода.

— Так они ж не актуальные! — Аглая вновь смутилась.

Наверное, это не её ума дело, но… использовать устаревшие звезные карты как-то… не слишком правильно, что ли? Ко всему если составлялись они в Китеже, где положение звезд как ни крути, а все-таки иным было.