Пастор мрачно кивнул:

– Да. Склонись перед Господом. Склонись перед Эмити-Фолз. Склонись перед тяжестью своих грехов.

Медленно, не сводя глаз с моря лиц передо мной, я опустилась на колени.

– Я Эллери Даунинг. – Мой голос дрожал и звучал на три тона выше. – И я… Я вышла, чтобы признаться… – Я помедлила, пытаясь что-нибудь придумать. Глаза защипало от непрошеных слез. – Чтобы признаться…

Мой взгляд упал на Эфраима, который обеспокоенно подался вперед. Его встревоженное лицо заставило меня выпрямиться.

– Я вышла, чтобы сказать, что… пастор ошибается.

По шатру пробежали удивленные возгласы.

– В лесу действительно водятся твари. Уродливые волки, странные мутанты, да, но есть еще… другие. Они пришли в Эмити-Фолз и начали… настраивать нас друг против друга. Для них все это жуткая, замысловатая игра. Они…

– Прекратите. Прекратите сейчас же! – воскликнул новый голос. Грэн Фаулер поднялся с места, качая головой. – Эта девушка ничего такого не сделала, чтобы заставлять ее прилюдно каяться. Это просто жестокое и бесполезное представление. Вы только послушайте – она же напугана до чертиков. Сама не знает, что говорит.

Я помотала головой:

– Знаю, мистер Фаулер. Эфраим вам расскажет…

– Эфраим? – Грэн окинул взглядом толпу. – Здесь нет никакого Эфраима.

– Эзра. Мой дядя. Но на самом деле они с Томасом – Фэрхоупы, а не Даунинги.

Я уже понимала, что со стороны это звучит как бессмыслица. В такую жару трудно было сложить слова в понятное объяснение. Эфраим попытался подняться, но Маттиас толкнул его обратно на стул и яростно зашептал что-то ему на ухо.

– Они приехали, чтобы помочь нам. Остановить этих чудовищ.

– Вставай, Эллери. Ты не в себе от жары. – Грэн помог мне подняться. – Возвращайся к сестре. Попей воды.

Брайард схватил меня за локоть и потянул к краю шатра. Пастор напоминал колесо, которое раскрутилось и вращается слишком быстро. Он утратил контроль над ситуацией.

– Ушам своим не верю. «Жестокое и бесполезное представление»?

Грэн кивнул.

– Что с тобой случилось, Грэн? Ты всегда был одним из самых ревностных моих прихожан.

– Это верно. Но я не могу сидеть и молча смотреть на такое. То, что ты здесь устроил, Клеменси, Господь бы не одобрил. Нельзя заставлять человека сознаваться в грехах. Раскаяние ничего не значит, когда оно по принуждению.

– Ты считаешь себя выше исповеди? – ощетинился пастор.

– Вовсе нет. Я не раз совершал ошибки, но каждый вечер молю Господа о милосердии, как Он и завещал. Не вижу смысла выставлять это напоказ перед всем городом, когда я знаю, что уже получил прощение.

– От Господа – возможно, но не от соседей.

Все обернулись, пытаясь понять, чей голос раздался из темноты шатра. Чей-то силуэт возвышался над рядами, отчетливо различимый на фоне приоткрытого полога.

Грэн прищурился:

– Мне и не нужно другого прощения, кроме милости Господней.

Джудд Абрамс вышел вперед, заполнив собой проход, точно огромная баржа, ползущая по каналу. Коротко стриженный, с кривым носом – его сломали много лет назад в драке в таверне Берманов, – хозяин ранчо напоминал мне одну из наковален в кузнице Маттиаса Додсона. Левая щека у него слегка вздулась – он жевал комочек табачных листьев.

– Эллери, иди отсюда.

Грэн подтолкнул меня, но по пути к своему стулу мне пришлось бы пройти мимо Джудда, излучавшего такую ярость, что я опасалась к нему приближаться.

– Ты-то прощение вымолил, а мне достался только сломанный бурав, который я не могу починить. Как думаешь, Господь проявит ко мне милосердие?

– Бурав, который ты мне одолжил прошлой осенью? Я его не ломал.

– Когда он мне потребовался, я увидел, что от него отломился целый кусок.

Грэн покачал головой:

– Я лично вычистил каждый дюйм, прежде чем вернуть его тебе. Я бы заметил, если бы чего-то не хватало.

– Он лжет! – рявкнул Джудд. У него на виске забилась жилка – словно гремучая змея, готовая напасть. – Перед всем городом – перед пастором – он продолжает лгать!

Я попятилась в сторону и прижалась к холщовому пологу, собранному в узел. Мне хотелось сбежать, чтобы не видеть этого грубого столкновения. Хотя оскорбления были адресованы не мне, каждое слово казалось ударом под дых.

– Папа! – раздался тихий, неуверенный голосок.

Джудд резко обернулся. Его младшая дочь поднялась, дрожа. Мать подталкивала ее.

– Это… это сделала я. Я сломала бурав.

– Что? – взревел он.

– Мы… мы играли в сарае – я знаю, ты говорил, что нельзя, но… Я задела твои инструменты. Они упали и потом… – Девочка жестом изобразила, как что-то ломается пополам.

– Это невозможно. Бурав весит больше, чем ты. Как бы ты смогла…

– Так вышло. – Голубые глаза девочки наполнились слезами. – Я хотела тебе признаться, честное слово, но она сказала, что ты ужасно разозлишься и изобьешь меня до крови. Сказала, что лучше закопать отломившийся кусочек, чтобы выглядело так, будто все так и было.

– Кто? – Джудд с угрозой шагнул к дрожащему ребенку. – Кто это «она»?

– Моя подруга. Эбигейл.

Несмотря на удушливую жару в шатре, кровь застыла у меня в жилах.

Жена Джудда отвесила дочери оплеуху:

– Я тебе говорила, хватит болтать про эту Эбигейл. Она не существует!

– Существует! – выкрикнула девочка и выбежала из шатра.

Джудд рванулся было вслед за ней, сжав кулаки, но помедлил. Тяжесть всеобщего осуждения не давала ему двинуться с места.

– Вот видите? – спросил пастор Брайард. – Исповедь помогает очистить душу. Дать волю истине. Кто пойдет следующим? Джудд… Может, ты тоже хочешь что-нибудь сказать?

– Я… Похоже, я должен извиниться перед Фаулером… Прости за то, что обвинял тебя… И за то, что поделился этим с Эдмундом Латетоном.

Взгляд птицевода скользнул к Эдмунду.

– О чем он?

Лицо плотника побелело как мел.

– Я всего лишь помогал тебе, Джудд! – Он ошарашенно уставился на Грэна. – Прости… Прости меня. Джудд ужасно злился и повторял, что ты должен за все заплатить…

Грэн втянул воздух ртом:

– Мои куры. Так это ты сделал?

– Абрамс помогал. И… еще тот, третий.

– Какой еще третий? – фыркнул Джудд.

– Высокий, в странной шляпе. Я никогда раньше его не видел. Думал, это один из работников с твоего ранчо.

– В курятнике были только мы с тобой. Больше никого.