бруствер. Я скулил, выдавливая между стиснутых зубов слова проклятий, я ползал по снегу, царапая его ногтями, и все просил, просил Тенгиза простить меня…

47

Шоссе темной лентой скользило под колеса автомобиля. Я, сидя на заднем сидении «рафика», пил из горла коньяк и не пьянел. Шел первый час ночи, Эльбрус остался далеко позади. Пожилой водитель, темным силуэтом выделяющийся на фоне лобового окна, безумолку рассказывал мне какие-то легенды, но я его почти не слушал, погруженный в свои тягостные мысли.

За все надо платить, думал я. Все в нашем мире уравновешено, и сколько я заработаю на обмане, столько мне придется выложить из своего кармана. А если не деньгами, то платить придется очень страшным, живым налом.

– А ты знаешь, что здесь жили амазонки? – спрашивал водитель и сам же отвечал. – Да, жили. Еще Плутарх и Страбон писали, что в горном районе между Черкессией, Сванетией и нашим Эльбрусом обитали женщины-воительницы…

Какие, к черту, воительницы! – с раздражением думал я. Достаточно одной Маши. Она затмнит все легенды о жестокости и коварстве женщин Приэльбрусья. Правда, за то, что она упустила меня, ее слегка рихтанули, то есть, дали по шарабану, короче, начистили табло. Все верно. Она тоже расплачивается за свое желание жить красиво за чужой счет. Я же пока расплатился жизнью близкого мне человека.

Эта мысль отравляла сознание. Я тихо простонал от непроходящей боли в душе и снова пригубил бутылку.

– А как ты думаешь, куда приковал Гефест Прометея, за то, что тот принес людям огонь? – снова спросил водитель.

– Естественно, к Эльбрусу, – ответил я. – Больше ведь некуда.

– Ай, молодец! – похвалил водитель. – Все знаешь!

Как хорошо, что Лариса не оказалась замешанной в убийстве Глушкова. Этот самозванец, оказывается, обвел нас всех вокург пальца! Притворился мертвым, а мы даже не потрудились проверить у него пульс и зрачки. Я тоже хорош: поторопился засвидетельствовать смерть от отека легких. Судмедэксперт хренов! Но что этот псевдо-Глушков делал на Приюте? Почему не исчез сразу, как только мы оставили его в комнате одного? На нем "висит" убийство двух летчиков, захват вертолета и заложников – эти делишки, даже при самом гуманном подходе, легко тянут на расстрельную статью. Ему надо было хватать руки в ноги и кубарем катиться с горы в долину, теряться в ущельях и лесах. Решил унести с собой альфа-сульфамистезал? В таком случае, надо ждать большой беды.

Я вспомнил про сожженный пуховик, и мне стало ясно, что псевдо-Глушков с какой-то целью побывал на Ледовой базе и, возможно, заходил в мой вагончик. Что он там делал? Для чего сжег пуховик? Может быть, одежда была слишком залита кровью, и он, чтобы не привлекать к себе внимание, сжег ее? Почему Мэд вела себя странно на Ледовой базе? Почему ее руки были выпачканы в саже? Может быть, это она, а не псевдо-Глушков, сжигала пуховик?

Одни вопросы, одни вопросы! Но все эти загадки меня сейчас мало беспокоили. Аферные дела, словно кучу мусора метлой, я сдвинул в дальний угол. Жалкие остатки моей совести произвели революцию в душе. Я не мог посвятить себя ничему иному, кроме как освобождению Бэла. Если он еще жив, то я сделаю все возможное и невозможное, чтобы вырвать его из лап уголовников.

– А знаешь ли ты, кто первым поднялся на западную вершину? – донимал меня своими вопросами водитель. – Кабардинец Киллар Хаширов! А на восточную? Тоже не знаешь? Балкарец Ахия Соттаев. Вот потому мы братские народы, как единый кулак, как одна река из двух ручьев…

Гельмута с его проклятыми долларами надо достать хоть из-под земли. Неважно, что он не появлялся в аэропорту и не обращался в кассы. Немец оказался хитрее и осторожнее, чем мы предполагали, и поехал во Владик через Москву поездом. Он сейчас на пути к Москве, больше ему негде быть. Во всяком случае, Мэд должна точно знать, где его можно найти. Это два сработавшихся компаньона, им трудно что-либо скрыть друг от друга, они повязаны одним преступным бизнесом, они как кулак, как одна река из двух ручьев.

* * *

Я вылетел в Москву первым утренним рейсом, и хотя прохождение через спецконтроль и посадка в самолет потребовали от меня колоссальных нервных затрат, все обошлось, и через два с половиной часа «ил-восемьдесят шестой» благополучно приземлился в Домодедово.

Я хотел позвонить Мэд из аэропорта, чтобы она взяла машину и приехала за мной, но справочная гостиницы не выдавала номера телефонов по фамилии проживающих. Пришлось потратить немалую часть своих средств на такси.

Смуглый от загара, бородатый, облаченный в пронзительно-яркий оранжевый пуховик, я, естественно, маячил светофором в громадном фойе гостиницы "Космос" и сразу привлек внимание сотрудников "секьюрите". Плечистые парни в костюмах подошли ко мне с двух сторон и вежливо поинтересовались, какого черта я здесь забыл. Удостоверение начальника спасотряда помогло, и один из парней отвел меня в справочную, где через компьютерный банк информации мне сказали, в каком номере проживает гражданка ФРГ Илона Гартен.

По моему представлению, когда входишь в гостиничный номер к девушке, она непременно должна находиться в душевой. Однако, Мэд не была в душевой, а спала на кровати поверх одеяла, одетая в спортивный костюм.

Я осмотрел маленький, средней паршивости номер с двумя кроватями, столиком, креслом и большим, от пола до потолка, окном, за которым в серой утренней мгле, насыщенной мелким мартовским дождем, пыталась взмыть в небо ракета из стальной жести. Посидел в кресле минут десять, глядя на округлые формы немки, после чего набрал в рот воды из графина и привел Мэд к соответствию со своим стереотипом, то есть, устроил ей небольшой душ.

Мэд пискнула, подскочила, как мячик и, глядя на меня дурными глазами, села в кровати.

– Боже мой! – наконец произнесла она, растирая влажное лицо ладонями. – Это ты?! Как ты меня напугал!

И, снова возвращаясь в сладкое дремотное состояние, прикрыла глаза и протянула ко мне руки. Я едва успел ее подхватить – Мэд повисла у меня на шее, потянула на кровать, и я повалился в месте с ней на одеяло, продолжая сжимать в одной руке графин, из которого чудом не полилась вода.

– Все в порядке? – бормотала она. – Тебя не ограбили? Мне приснился страшный сон… От твоего пуховика пахнет дымом.

От моего пуховика пахнет сожженным другом, хотел сказать я, но промолчал. Мэд принялась меня целовать. Моя борода, видимо, щекотала ее и, целуя, Мэд все время чесалась. Это выглядело смешно и нелепо, и я отстранил девушку от