меня, когда я избавлялась от вещей Лена. Я не могу поверить в то, что я делаю это. Есть волнение, дикое и хаотичное, наряду с катарсисом, отчаянием и гордостью. И есть печаль. Я не ожидала, что буду оплакивать пьянство, которое принесло мне только неприятности. И все же, когда все содержимое бутылок стекает в канализацию, меня охватывает горе.

Я теряю друга.

Ужасно, да.

Но навсегда.

Иногда пьянство действительно доставляло мне большую радость, и мне будет этого не хватать.

Через час двери винного шкафа широко открыты, обнажая пустоту внутри. Стол заполнен пустыми бутылками. Некоторые стояли здесь долгие годы; другие были куплены на этой неделе.

Теперь осталась только одна бутылка красного вина за пять тысяч долларов на обеденном столе, принадлежавшая Тому Ройсу. Зная, сколько это стоит, я не смогла заставить себя вылить это в канализацию. Через окно столовой я вижу дом Ройсов, пылающий в октябрьской ночи. Я бы вернула вино сейчас, если бы не было так поздно, и если бы я не была такой уставшей.

Опорожнение всех этих бутылок вымотало меня. Или, может быть, это просто симптом абстиненции. Я уже боюсь бесчисленных побочных эффектов, которые, несомненно, будут.

Это уже будет новая Кейси, другая.

Странное чувство. Я это я, но и не я. Что, если подумать, вероятно, это то, что чувствовала Кэтрин, прежде чем Лен полностью овладел ею.

«Я просто не в себе в последнее время, – сказала она мне. – Я чувствовала себя не очень хорошо последние несколько дней».

Память приходит с силой удара грома.

Громогласного.

С сотрясением.

Заряженный энергией.

Потому что то, что Кэтрин сказала мне в тот день, не соответствует всему остальному. Когда я узнала, что Лен вернулся и контролировал ее, как марионетку, я решила, что именно из-за него она чувствовала себя такой странной, такой слабой.

Отчасти он был виноват, конечно. Я узнала это на собственном опыте за то короткое время, пока он был внутри меня.

Но Лен был не единственной причиной, по которой Кэтрин так себя чувствовала.

Я знаю, потому что, когда она призналась, что не в себе, это было утром, когда мы пили кофе на крыльце. На следующий день после того, как я вытащила ее из озера. Но, по словам Кэтрин, она чувствовала себя не очень хорошо и раньше – до того, как появился Лен.

«Как будто все мое тело перестало двигаться».

Я отворачиваюсь от окна и смотрю на бутылку вина, стоящую на столе.

Затем я хватаю свой телефон и звоню Вилме Энсон.

Звонок сразу переходит на голосовую почту. После гудка я не оставляю ни имени, ни номера. Я просто кричу то, что мне нужно сказать, и надеюсь, что Вилма услышит это вовремя.

– Этот осколок бокала, который я просила отдать на экспертизу? Из лаборатории уже пришел отчет? Потому что я думаю, что была права, Вилма. Я думаю, Том Ройс пытался, пытался убить свою жену.

Я нажимаю отбой, выбегаю на крыльцо и хватаю бинокль. Мне требуется секунда, чтобы настроить фокус. Теперь дом Ройсов, как прежде, кристально чистый перед моими глазами.

Я осматриваю дом, проверяя каждую комнату.

Кухня пуста.

Так же как и офис прямо над ней, и главная спальня справа.

Наконец я нахожу Кэтрин в гостиной. Она на диване, подпертая декоративными подушками и лежащая под одеялом. На кофейном столике рядом с ней стоит большой бокал красного вина.

Все еще держа бинокль у глаз одной рукой, я тянусь к телефону другой. Он покачивается в моей руке, когда мой большой палец скользит по экрану, прокручивая до номера Кэтрин.

Через озеро от меня она тянется к вину, ее рука сжимает бокал.

А я крепче сжимаю телефон и успеваю нажать кнопку вызова, до того, как она сделала глоток.

Кэтрин подносит бокал к губам.

Телефон звонит первый раз.

Она вздрагивает от звука, рука, держащая бокал, замирает.

Второй гудок.

Кэтрин осматривает комнату, пытаясь найти свой телефон.

Третий гудок.

Она замечает его на соседней оттоманке и ставит бокал обратно на кофейный столик.

Четвертый гудок.

Кэтрин тянется к телефону, одеяло соскальзывает с ее коленей. Она сжимает одеяло одной рукой, а другой продолжает тянуться к телефону.

Пятый гудок.

– Положи трубку, Кейси.

Я опускаю бинокль и оборачиваюсь, когда Том выходит из моего дома, присоединяясь ко мне на крыльце. Бутылка вина в его руке, сжатая за горлышко, как дубина. Он ударяет дном бутылки в открытую ладонь свободной руки и подходит ближе.

Я слышу голос Кэтрин в трубке, когда она, наконец, отвечает.

– Привет?

Том вырывает телефон из моей руки, сбрасывает звонок и швыряет его через перила крыльца. Телефон с треском приземляется в темноте внизу, прежде чем раздается звонок. Кэтрин перезванивает мне.

– Бьюсь об заклад, ты уже жалеешь, что была такой любопытной, – говорит Том. – Ничего из этого не произошло бы, если бы ты просто не вмешивалась. Кэтрин была бы мертва, ты бы здесь напивалась до одури, а у меня бы было достаточно денег, чтобы спасти свою компанию. Но тебе мало было просто спасти ее, а потом смотреть на нас без остановки, как будто наша жизнь была гребаным реалити-шоу. И ты все испортила, как только привлекла полицию. Теперь я не могу просто медленно отравлять Кэтрин. Теперь мне нужно быть особенно осторожным, замести следы, чтобы это действительно выглядело как несчастный случай. Вот почему я держал ее связанной в подвале вместо того, чтобы сразу убить. К счастью для меня, твой муж рассказал об этом много интересного.

Я вздрагиваю – это реакция, которую я не могу предотвратить, потому что я слишком сосредоточена на тяжелой винной бутылке, все еще бьющейся о ладонь Тома.

– Мы много разговаривали, пока он был в том подвале, – говорит Том. – Беседовали часами. Мне больше нечего было делать, когда твой друг-детектив начала дышать мне в затылок. Хочешь знать самое удивительное,