наставником. И Уилсона Лера. Оба они дали мне несколько заданий для колледжа. Потом я пошел в HB Studios, известную актерскую студию, и встретился там с Уолтом Уиткавером, великим учителем. Я взял у него уроки, и он задал мне сцену из пьесы – я с молодой женщиной, которую собираюсь убить. Она так испугалась, что опрокинула декорации в классе. Я подумал, что хорошо справился, и сказал: «Ого, мой гнев, должно быть, выглядел правдоподобным».

Наступила тишина, все 17 учеников молчали, и Уолт Уиткавер сказал: «Доминик, я хочу, чтобы ты пошел домой и повторил сцену, но прежде я должен тебе кое-что сказать. Я не поверил ни одному твоему слову». Я спросил: «Как так? Не понимаю. Я накричал на ту девушку. Она очень испугалась», но он объяснил: «Ты хорошо притворяешься. Ты можешь прикидываться, кричать и вопить». И у меня это действительно очень хорошо получалось. Я вернулся на следующее занятие с поджатым хвостом, потому что понял, что педагог прав.

Снова подошла моя очередь сыграть сцену, и Уолт сказал: «Доминик, я приготовил для тебя небольшое упражнение. Сядь на стул и расслабься. Сейчас я хочу, чтобы ты подумал о чем-то, что очень дорого твоему сердцу». Я сел на стул и подумал о своем дедушке. Уолт спросил: «Можешь ли ты описать, о чем думаешь?»

Я ответил: «Да, Уолт. Я думаю о своем дедушке». – «Как его звали?» Я произнес: «Доминик». – «Чем он зарабатывал на жизнь?» – «Он был каменщиком, как и мой отец, – очень сильный человек с большими сильными руками. Он умел резать камень». Уолт попросил: «Действительно можешь описать его руки? Просто нарисуй их. Расскажи о своем дедушке». Я начал: «Хорошо. Мой дедушка…» – и вдруг я начал плакать не переставая.

Он поощрял: «Продолжай говорить, Доминик, продолжай говорить». Я рассказал о руках моего отца и проплакал около полутора минут. В классе стояла тишина, все были ошеломлены. Уолт сказал: «Доминик, вот это – актерство». Тогда я понял, что он имел в виду, что актерство – в действительности внутренняя вещь. Оно идет изнутри; его нельзя подделать.

Майкл: Это удивительная история, Доминик. Возможно, лучший урок актерского мастерства, о котором я когда-либо слышал. Все, кто читает эту книгу, если вы хотите стать артистом – послушайте, что только что рассказал Доминик. Это просто прекрасно.

Стив: Доминик, я так о многом хочу вас спросить, о вашей карьере. Говоря «в это время», вы имеете в виду конферанс в Folk City в Виллидже?

Доминик: Пока нет. Я начал выступать только через пару лет, в 1965-м.

Стив: Вы там были одновременно с Бобом Диланом?

Доминик: Дилан уже стал знаменитым. Он заходил туда время от времени. Да, он пришел однажды вечером. Folk City – крошечная сцена с одним микрофоном, но я спросил владельца, Майка Порко, не нужен ли ему ведущий, потому что я очень хорошо выступал перед публикой. «Сколько вы хотите?» – спросил он. Я сказал, что за сто долларов в неделю буду приходить каждый вечер. Он ответил: «Я дам девяносто». Я согласился: «Хорошо» и, хотите верьте, хотите нет, начал представлять великих фолк-певцов, гитаристов, музыкантов, блюзменов Америки того времени. Джон Ли Хукер, Пит Сигер – я познакомился со всеми этими людьми.

И я многое узнал о том, как расслабиться перед аудиторией. Потому что чем больше ты выходишь за свои внутренние рамки, чем больше знаешь, что делаешь, тем лучше. Мы все понимаем, что саморефлексия – проклятие для актера. Я тоже многое об этом узнал.

Стив: Итак, вы много выступали на сцене, но потом, конечно же, спустя годы вы снимаетесь в «Крестном отце II», и ваша карьера в кино как бы запускается.

Доминик: Я очень благодарен за это. Конечно, к тому времени, когда появился «Сопрано», мне было уже шестьдесят восемь лет, и было здорово, что я смог зарабатывать то, что мой дед называл настоящими деньгами. [Смеется.]

Майкл: Каким был ваш путь к дяде Джуниору? Как вы подходили к этому персонажу?

Доминик: Была сцена, где я вел машину. Дэвид сказал мне: «Давай, Доминик. Дай мне что-нибудь, покажи его отношение». Я сразу же мысленно вернулся к своему дяде, которого любил. Он был боксером и вел машину так, будто дрался. Дэвид сказал: «Вот так, вот так». Я интуитивно использовал привычки многих членов своей семьи – моего отца, всех дядей, а у меня их было много. Дядя Джуниор объединил в себе их качества. Он был «соседом».

Стив: Каким был ваш район, Доминик? Что это значит – вырасти в Бронксе?

Доминик: Отец водил меня по Бронксу, указывал на лавку мясника или пекаря. Он говорил: «Вот Джованни. Он печет хлеб». Я кивал: «Да, я его знаю». Он продолжал: «Это падре из церкви. А вот мистер Капуто, который живет наверху». Я спросил: «Кто эти парни в шляпах, папа?» «Это рэкетиры», – ответил он. [Смеется.] Они всегда сидели в кондитерской: пили кофе, были хорошо одеты. Я знал, как они ходят, как разговаривают, как проявляют дружелюбие или дразнят друг друга и все такое. Ты просто впитывал это.

Стив: У нас с вами было много общих сцен. Нам было так весело вместе на съемочной площадке, мы смеялись и действительно хорошо проводили время. Я рассказывал вам истории о Вегасе, а вы – о том, как были ведущим в Виллидже, и мы развлекали друг друга. Но вы еще очень помогли мне как актер. Нам было весело, но я также многому научился у вас.

Доминик: Тебе пришлось играть очень жирного мужика, и это было нелегко, потому что речь о реальном персонаже. Разве они не привязывали тебе на живот подушку или что-то в этом роде, чтобы сделать тебя очень грузным?

Стив: Да. Вы говорили мне: «Используй свой живот. Используй свой живот».

Доминик: Бобби Бакала – замечательный персонаж.

Майкл: Доминик, расскажите нам о работе с Джимом Гандольфини.

Доминик: Не было ощущения, что мы играем. Я вошел в роль и воспринимал его как Тони Сопрано. Тебе не нужно было использовать никаких актерских приемов, разве что просто находиться с ним в комнате. Поразительно было то, что мы действительно нравились друг другу. В какой-то момент Джим сказал Дэвиду: «Он мой дядя». Работать с Джимом было все равно что разговаривать с племянником. Он должен им быть по сценарию, и я верил в это на сто процентов. Когда я играл с ним, то был как мои настоящие дяди.

Майкл: Сейчас