Благодаря американскому военному присутствию, Франция избежала советской агрессии и неизбежного коммунистического порабощения. Именно советская угроза вызвала необходимость патрульных полетов нашей авиации с атомными бомбами на борту — издержкой которых был парижский инцидент. Уверяю всех французов, что наши парни с гораздо большей охотой несли службу ближе к своему дому — но мы не можем допустить, чтобы на Париж упали (и в этот раз взорвавшись) советские атомные бомбы, а затем вошли бы русские танки. Французы, неужели вы забыли про годы оккупации, и не видите, что те же генералы, кто вели свои полки против вас в сороковом году, сейчас сидят в штабах армии ГДР, и готовы повторить ту агрессию, в этот раз совместно с русскими? Неужели вы не понимаете, что без нашей помощи, вам против этой угрозы не устоять?

И вы еще смеете в чем-то нас обвинять? Где ваша порядочность, благодарность? Где солидарность свободных стран Запада против угрозы очередного нашествия с Востока? Неужели вы не понимаете, что все трения между вами и США, это не более чем семейные ссоры между своими, а мировой коммунизм, это враг непримиримый, посягающий на самые главные ценности нашей цивилизации, всего свободного мира — "собственность, семья, религия, порядок"?

Альфонсо Мазини, репортер римской газеты "Мессанджеро".

Журналист обязан быть слегка небожителем — смотреть на все происходящее как бы сверху. Помнить, что кризис, это прежде всего уникальный материал и возможность быстрой карьеры — и не думать, что будет, если и в самом деле начнется… Любопытно, так ли думали те, кто о сараевском убийстве в 1914 году писал?

После норвежского успеха, когда я оказался первым, кто в Италию о тех событиях репортаж передал, а снятые мной уникальные кадры битвы посла с пингвином в мировую классику вошли, их даже "Правда" в Москве напечатала, и другие газеты восточного блока, и что любопытно, французская "Пари матч" и английский "Обсервер", причем в отличие от советских, эти мне ни гроша не заплатили — я стал в Риме уважаемой фигурой. Получив гонорар, я мог наконец позволить себе давнюю мечту — купить мотороллер "Веспа", что для меня вовсе не роскошь, а необходимость. Так что, дорогая Габриэла, я тебя люблю, и на кино в воскресенье нам хватит — но одеться в "Лючии" я тебя в следующий раз свожу. Который будет обязательно — успех имеет свойство быстро забываться, его поддерживать новыми деяниями надо — а редакция "Мессанджеро" ко мне сейчас очень благосклонна.

О нет, синьоры, я непосредственным участником событий в Марселе не был. Возможно, когда у нас в Италии станут фильмы в духе голливуда снимать, как скромный репортер ставит на уши местный коррупированный режим вместе с мафией и в финале летит домой в Штаты со спасенной блондинкой и тугим бумажником — тогда и сочинят о моих приключениях в Марселе. Ну а я скажу вам правду — если сам синьор главный редактор разговаривал со мной днем 11 октября, то я физически не мог попасть во Францию уже назавтра! Хотя расстояние невелико, но французские границы были официально закрыты до вечера 13 ноября, легальные пути блокированы, ну а нелегальные — не буду отрицать, кое-что мне доступно, знают меня и морячки в Неаполе, и в одной деревне на севере — но эти способы гораздо медленнее, чем просто сесть в Риме на самолет или поезд. Так что я прибыл в Марсель лишь утром 14 ноября, парижским экспрессом — и оказался там первым из подлинно независимых репортеров, прибывших на место событий.

Независимых — могу привести многочисленные свидетельства моих марсельских друзей, что группу из "Вашингтон пост" (там были люди и от других американских и даже британских изданий — но называют отчего-то именно так), находившуюся в Марселе с самого начала, "из соображений безопасности" держали в отеле фактически под полицейским надзором, вывозили в город в сопровождении американской морской пехоты, дозволяли увидеть лишь то, что было можно, организовывали встречи и интервью только со своими свидетелями, разрешали фотографировать лишь то, что не нарушало официальную версию событий — согласно которой в Марселе коммунисты устроили путч, при подавлении которого пострадали и мирные французские граждане. Однако же я, не раз бывая в том прекрасном городе прежде, обзавелся там многочисленными друзьями еще с довоенных времен — и правдивость этих свидетелей не вызывает у меня никаких сомнений. Согласно их рассказам, в Марселе было вовсе не коммунистическое восстание, а наоборот — без всякого суда и следствия убивали коммунистов, сочувствующих, а под конец и вовсе, любых "подозрительных". Сопровождая это массовыми грабежами и насилием над женщинами — и делали это африканские дикари из колониальных войск и банды ультраправых "патриотов", при полном содействии (и даже прямом участии) морской пехоты США, с ведома и благословения генерала Зеллера, командующего Юго-Восточным военным округом Франции!

Все началось днем 11 ноября, с взрыва бомбы на площади у вокзала. Шесть погибших и девятнадцать раненых — и эти люди вовсе не были ни коммунистами, ни капиталистами, ни военными — а мирными обывателями, по несчастью оказавшимися там. Уже в три часа пополудни в Марсель вошли войска, "для наведения порядка", радостно встреченные "спонтанно образовавшимися" отрядами так называемой "патриотической милиции". То же самое было в Лионе, Ницце, Гренобле, Тулоне, Арле — во всех городах Юго-Востока Франции. Напомню читателям, что девять лет назад это была советская оккупационная зона — оставим на совести таких как Фаньер, утверждения что русские, уходя, оставили тут свою подпольную сеть, подобную немецкому "вервольфу". На мой личный взгляд, в этом не было нужды, поскольку большинство департаментов там так и остались "красными" — где коммунисты играли решающую роль, в том числе и в структурах местной власти. ФКП, равно как и лояльные ей профсоюзные, молодежные, спортивные организации действовали там совершенно открыто, а вовсе не в подполье. И считалось, что центром коммунистов Юго-востока был Марсель — оттого ему выпало то, чего не удостоился ни один другой город. Если в Лион или Ниццу "защищать жителей от коммунизма" входили французские солдаты, то в Марсель была введена марокканская колониальная дивизия, двадцать тысяч полудиких "гумьеров". Тех самых, кто еще при Освобождении были замечены в массовых убийствах и грабежах всех, кто был сочтен "коллаборционистом" — теперь они были заранее переброшены в Метрополию, "защищать закон и порядок". О том, как они это делали, жители Марселя долго еще будут вспоминать с содроганием. Как сказал мне один знакомый, переживший этот ужас — нас пугали нашествием диких орд с востока, теперь решили показать это наглядно, напустив собственную дикую орду.

Марсель был словно оккупирован чужой армией. Оккупанты хватали людей, по заранее заготовленным спискам, как было при немцах, стадион был превращен в концлагерь. Все мои свидетели утверждают, что коммунисты начали стрелять лишь в ответ — у ФКП были и вооруженные отряды, да и полиция Марселя частью встала в их защиту. Марокканцы были мародерами, убийцами, насильниками — но плохими солдатами. Тогда им на помощь пришла американская морская пехота. "Вашингтон пост" утверждает, что морпехи США лишь охраняли в Марселе важные объекты — в целом, верно, янки предпочитали самим не мараться, если для того есть местные дикари. Однако в числе охраняемых объектов был и упомянутый мной концлагерь, названный "временным местом содержания интернированных" — местом, где людей держали под открытым небом, мужчин и женщин, стариков и детей, не оказывая им никакой медицинской помощи и даже почти не давая пищи и воды (считалось, что у них есть свои запасы — у тех, кого схватили на улице, или вытащили из дома, даже не дав одеться). Также, американцы, с бронетехникой и артиллерией, выступали в роли штурмовых групп там, где коммунисты успевали занять оборону, оказавшуюся гумьерам не по зубам. Все же в первые сутки соблюдался хоть какой-то порядок — насколько это можно применить к порядку в нацистском концлагере. Настоящий кошмар настал после.