Болговский потом вспоминал, что Кутузов, выслушав его, «прослезился и, обратясь к иконе Спасителя, сказал: “Боже, создатель мой! Наконец, ты внял молитве нашей, и с сей минуты Россия спасена!”»[1044] Через считаные часы вся русская армия выступила из Тарутина к Малоярославцу.

Так, благодаря счастливому открытию Сеславина русские войска получили возможность преградить Великой армии путь на Калугу. «Если бы партизан Сеславин не смог предупредить заблаговременно, - рассуждал Ермолов, - был бы Малоярославец беспрепятственно занят неприятелем»[1045]. Денис Давыдов выразился еще энергичнее: « извещением Сеславина решилась участь России»[1046].

Французские войска от Боровска и русские от Тарутина подходили к Малоярославцу одновременно, корпус за корпусом, и с ходу вступали в бой. 12 октября под г. Малоярославцем разгорелась битва за Калугу - третья по масштабам за всю войну после Смоленска и Бородина, а по значению даже вторая, вслед за Бородином. «Наижесточайшее», по выражению Кутузова[1047], побоище длилось весь день - с раннего утра до позднего вечера, с большими (примерно по 7 тыс. человек с каждой стороны) потерями. К 23 часам Малоярославец, многократно (по разным источникам, от 8 до 13 раз!) переходивший из рук в руки, остался у французов[1048]. А что русские? Кутузов отступил на 2,7 км к югу и занял там новую позицию, заслоняя собой путь на Калугу[1049].

Как же оценить итоги сражения при Малоярославце? Советские историки дружно заключали, что Кутузов здесь победил, даже «разгромил Наполеона»; о том, в чьих руках остался город, помалкивали[1050]. П. А. Жилин при этом сетовал: «К сожалению, есть еще за рубежом историки, трактующие сражение под Малоярославцем как победу французской армии»[1051]. Как победу французов трактовали это сражение не только «за рубежом», но и в России, и даже сами участники, герои Малоярославца, такие как А. П. Ермолов и Н. Н. Раевский[1052]. Они имели в виду победу тактическую, чисто военную: ведь Наполеон овладел Малоярославцем, а Кутузов оставил не только город, но и первоначальную позицию за городом, отступив дальше к югу. Поэтому нет ничего удивительного в том, что зарубежные (не только французские) историки ставят Малоярославец в ряд сражений, выигранных Наполеоном.

Однако битву под Малоярославцем (как и под Бородином) недостаточно оценивать лишь с тактической точки зрения. Здесь важен и стратегический, и даже политический аспект. Добившись, как и при Бородине, тактического успеха, Наполеон теперь, в отличие от Бородина, ничего не выиграл стратегически; более того, проиграл политически, хотя выяснилось это не сразу после сражения, а в последующие дни.

Пока Кутузов отступал от Малоярославца по дороге на Калугу, Наполеон оставался в Малоярославце. Сразу после битвы он созвал маршалов на совет: атаковать ли Кутузова, чтобы прорваться к Калуге, или уходить к Смоленску по разоренной дороге через Можайск? Маршалы предлагали и оспаривали то одно, то другое. Так и не приняв решения, Наполеон утром 13 октября поехал сам с небольшим конвоем на рекогносцировку местности и возможных особенностей русской позиции. Его сопровождали маршал Л. А. Бертье и генералы А. Коленкур, А. - Ж. - Б. Лористон, Ж. Рапп, Ж. Мутон, А. Дюронель. Едва они выехали из своего лагеря, как на них с криком «Ура!» налетел, откуда ни возьмись, отряд казаков. Императорский конвой был смят. Один из казаков уже пронзил пикой лошадь Раппа. Другие генералы плотным кольцом окружили Наполеона. Все они, обнажив шпаги, приготовились дорого отдать свою жизнь. Подоспевший во главе двух эскадронов конной гвардии маршал Ж. - Б. Бессьер спас их от неминуемой гибели или плена[1053].

Наполеон в те минуты смертельной для него опасности сохранял внешнее спокойствие и, как только казаки скрылись, провел рекогносцировку, но вечером приказал своему лейб - медику А. - У. Ювану (заменившему в 1809 г. Ж. - Н. Корвизара) изготовить для него флакон с ядом. «С этого момента император не расставался с флаконом: попасть в плен живым отныне уже более не грозило ему»[1054]. 13 апреля 1814 г., как мы еще увидим, император воспользуется именно этим флаконом при попытке самоубийства.

А пока после рекогносцировки у Малоярославца Наполеон вновь собрал военный совет. Маршал Бессьер решительно выступил против нового сражения с врагом, численно превосходящим, «жертвенно исступленным» и занявшим неприступные позиции[1055]. Другие маршалы поддержали Бессьера. Наполеон решил отступать к Смоленску через Можайск.

Так впервые в жизни Наполеон сам отказался от генерального сражения. Впервые в жизни он добровольно повернулся спиной к противнику, перешел из позиции преследователя в позицию преследуемого. Е. В. Тарле справедливо заключил, что истинное отступление Великой армии началось не 7 октября, когда Наполеон вывел ее из Москвы и повел на Калугу, а 13 октября, когда он отказался от Калуги и пошел к Можайску на Старую Смоленскую дорогу[1056].

Парадоксальный, беспримерный в истории войн факт: одновременно с отступлением Наполеона от Малоярославца на север, в 5 часов утра 14 октября, Кутузов начал отступать на юг, к с. Детчину, за 24,5 км от Малоярославца, и там уже на следующий день, 15-го, получил известие, что неприятель тоже отступил[1057]. «Обе армии отступали одна от другой, французы - к северу, мы - к югу», - вспоминал участник этих боев, будущий декабрист В. С. Норов[1058]. (Маршал Даву в драме К. А. Тренева «Полководец» резонно замечает: «Случая отступления от отступающего врага не было в жизни ни у одного полководца»[1059].)