цикличности времени придает отношениям между Нею и Чоби особую насыщенность. И наконец, даже если такое развитие событий не становится ошибочным, оно упускает из виду то, как, часто под влиянием любви, техника и мистика сливаются воедино в ранних работах Синкая. Этот союз продолжит формироваться в двух фильмах, которые привлекли к режиссеру внимание широкой публики, – «Твое имя» и «Дитя погоды». Оба женских персонажа в них наделены священными силами. Хина – жрица погоды, а Мицуха принадлежит к роду синтоистских священнослужительниц. Вся ее жизнь пронизана ритуалами и легендами, будь то танец, который она исполняет на фестивале, кутикамидзаке, которое она готовит, косы, которые она плетет, или даже ее походы в святилище на вершине кратера. В противоположность ей Таки с его городской жизнью – персонаж, во многом зависящий от современных технологий. Однако, поскольку фильм не перестает показывать двух подростков в роли друг друга, разделение между городскими технологиями и сельским мистицизмом длится лишь некоторое время, и вместо того, чтобы противопоставлять их, «Твое имя» показывает, как они дополняют друг друга. Мицуха и Таки в значительной степени зависят от своих телефонов, чтобы ориентироваться в ситуации, в которую их погрузил обмен телами. Именно телефоны – в очередной раз – позволяют им общаться и наводить порядок в своей жизни, перевернутой с ног на голову этим непонятным явлением, точно так же, как в фильме «Дитя погоды» Интернет позволит Ходаке и Хине зарабатывать на жизнь, а Кейсукэ – издавать свой журнал об оккультизме.

Эта взаимодополняемость почти так же удивительна, как и то, что синтоизм занимает важное место в повествовании. В отличие от «Ловцов», которые затрагивали все мифы и регионы мира, «Твое имя» глубоко укоренился в синтоистском воображении, которое он транскрибирует с точностью, которая для Синкая в новинку – ну или почти в новинку. Уже в сцене из «Сада» Юкари снимает туфли для молитвы – жест, напоминающий о форме гадания, характерной для тайваньских буддийских храмов (сцена еще больше поражает оттого, что все это героиня проделывает перед тайваньским магазинчиком). И если эти два фильма несут в себе эволюцию, то мы увидим ее и в картине «Дитя погоды», где тоже нет недостатка в религиозных символах – от синтоистских торий до праздника Обон, на который Хина и Ходака приходят к бабушке Таки. В каком-то смысле кажется, что, начиная с «Сада», Синкай приступил к сохранению обрядов своей страны и Азии в целом. При всем этом его фильмы остаются в значительной степени вымышленными, а использование сакрального во многом романтизировано. Хотя обряды точны и вдохновлены реальными традициями, режиссер также связывает их с такими явлениями, как падающие метеориты, путешествия во времени и изменение климата, что, конечно, не позволяет рассматривать «Твое имя» и «Дитя погоды» как религиозные фильмы. Но если это не так и если Синкай не миссионер на службе японских храмов или святынь, посмотрите на темпераментного старого монаха во втором фильме и его спокойствие при словах о жертве девушки. Он и глазом не моргнул, такие моменты наполняют содержанием то, что до сих пор фокусировало режиссера на вере. В случае с Мицухой священное не воспринимается как нечто совсем странное. Это часть ее повседневной жизни, так же как обеды в кафе – часть повседневной жизни Таки. Оно не приобретает того фантастического измерения, показанного в «Ловцах», и в каком-то смысле оно гораздо ближе к технологии, появляющейся в «За облаками» или «Голосе»: это привычный инструмент, позволяющий получить доступ к неизвестному. Хотя «Твое имя» относится к религии как к привычке, но именно она позволяет Таки и Мицухе справиться и с непонятной для них ситуацией, и с катастрофой. Заставляя героев оглянуться, религиозный объект дает им возможность посмотреть другими глазами на собственную жизнь и все ее таинственные элементы, которые в ней встречаются. То же самое происходит и в фильме «Дитя погоды». В силах Хины и мире над облаками нет ничего синтоистского, как нет в них и ничего буддийского. Но именно через тории героиня обретает их, и именно религиозные мифы объясняют их, позволяя понять, какую роль способности девушки играют в изменении климата и как с ним бороться.

Во многих отношениях «Твое имя» и «Дитя погоды» – это синтез предыдущих фильмов Синкая. Находясь одной ногой в сакральном, а другой – в техническом, они менее полярны в представлении этих двух миров, которые кажутся все менее и менее отдаленными. Одни размещают в Интернете объявления о продаже мистических суперсил. Другие обмениваются заметками с человеком, завладевшим их телом. Ученые и экстрасенсы дают интервью, а девушка успевает насладиться всеми технологическими удобствами отеля – караоке, микроволновками и джакузи, – прежде чем ее тело исчезает из-за всех молитв, которые она возносила солнцу. Кульминацией всего этого, безусловно, стал финал картины «Дитя погоды»: визуальное представление новой эры на Земле, Антропоцена, который, несмотря на вполне реальные научные объяснения, оправдывается в фильме необъяснимым феноменом непрекращающегося дождя. При виде такого финального образа возникает несколько вопросов. Фильмы Синкая производят впечатление сумбурной мешанины, как будто все помещено на равные позиции. В конце концов, антропоцен – это настоящая геологическая эпоха. Для юных зрителей это единственный мир, который они когда-либо узнают, и перспективы его не слишком радужные. Делать его продуктом необъяснимого мистического явления – не совсем верный подход, даже если фильм заслуживает того, чтобы познакомить самых любопытных зрителей с этим термином и его последствиями. Как будто наука и религия для Синкая были бессмысленными визуальными инструментами. На это уже намекала сцена в конце «Твоего имени», где Тэсси и Сакуя обсуждают свою свадьбу, выбирая между синтоистской и христианской церемониями. В обоих случаях в ходе обсуждения они сводят обряды к эстетическим предпочтениям, не имеющим особого значения.

Как и в случае с обсуждением места женщины в фильмах Синкая, решать не нам, и невозможно сказать, рассматривает ли режиссер науку и сакральное как практические фантазии или же они интересуют его по более глубоким причинам. При всем, что мы сказали о том, как он иногда смешивает их, есть аргументы в пользу обратного. Он также является режиссером, который точно «предчувствовал» большие наводнения, обрушившиеся на Японию в последние годы. Аналогичным образом его чувство святого, не обязательно религиозного, как объекта, придающего смысл жизни, слишком хорошо развито, чтобы говорить о том, что его фильмы используют духовность только в качестве грима. И хотя здесь не следует принимать чью-либо сторону, вопрос о месте этих двух тем в его кинематографе все же важен. Этой темой занимался целый ряд ученых, и мы считаем