Поскольку Содик дал им пункт назначения, но не маршрут, пришлось самим – точнее, Сенлину, как носителю карты, – выбирать стезю. Но всякий раз, когда Сенлин придумывал дорогу к Мола-Амбиту, Тарру возвращался из какой-нибудь трубы и говорил, что ему не нравится, как там пахнет. Иногда воздух был затхлым и разреженным, а время от времени Джон чуял неповторимую вонь котов-трубочистов. Что бы ни преградило им путь, Сенлину приходилось искать альтернативу. Новый маршрут часто требовал возвращения назад, но все понимали, что наказанием за торопливость станет неприятная смерть. И поэтому никто не жаловался, когда после многочасового восхождения приходилось идти обратно.

На пятый день пути они наткнулись на колонию летучих мышей, устроившихся на ночлег под сводом перекрестка. Вонь аммиака сделалась такой нестерпимой, что трое мужчин ничего не видели из-за слез в глазах и не могли говорить из-за рвотных позывов. Встреча с колонией летучих мышей особенно разочаровывала, потому что они отправились к этому перекрестку в надежде разбить лагерь. Как оказалось, редчайшей ценностью в лабиринте воздушных путей была ровная поверхность. Плоский пол, обозначенный на карте нулем, означал возможность настоящего отдыха и полноценной трапезы. Тот факт, что колония летучих мышей заняла самую большую плоскость из всех, что им попадались, только для того, чтобы превратить ее в туалет, мягко говоря, удручал.

Но им нужно было отдохнуть. Они не могли позволить себе ту неуклюжесть, которая приходит с усталостью. После нескольких минут изучения карты Сенлин нашел еще одно ровное место, до которого надо было ковылять примерно полчаса. За нулем, отмечавшим площадку на карте, следовала звездочка, которая всех заинтриговала. Они сгрудились над картой, щурясь на пятнышко, а оно, казалось, извивалось в подводном свете ламп.

– Это может быть чернильная клякса, – сказал Сенлин, пристально вглядываясь до тех пор, пока тоненькие линии и крошечные цифры не закружились вокруг миниатюрной отметки. – Или там есть что-то необычное.

– Например, кровать? – сказал Голл.

– Или кафе, – предположил Тарру.

Был только один способ выяснить. Подойдя к краю отвесной шахты, которая вела к ровной площадке, они изумились ее ширине. Свет фонарей не достигал другой стороны отверстия, и они даже не могли разглядеть дна. Холодный ветер струился сверху вниз. Сенлин бросил в пропасть камешек и досчитал до четырех, прежде чем услышал отдаленный и гулкий щелчок.

В первый раз за все время у них не осталось другого выбора, кроме как использовать веревки, которые дал Содик. У них было два куска, по пятьдесят футов каждый, оба обтрепанные на концах и истертые посередине. Джутовые волокна посерели от старости и скрипели, когда их натягивали. Но если бы Содик намеревался убить их, он бы придумал более быстрый и надежный способ, чем путешествие с небезопасными веревками.

Теоретически.

После недолгих споров они решили привязать фонарь к веревке и опустить его первым. Если его свет не обнаружит желанного убежища в скале, они разобьют лагерь там, где оказались. Пузырь голубого света опустился на тридцать футов, прежде чем путники увидели то, что, по общему мнению, было краем длинного выступа. Хотя с того места, где они стояли, невозможно было разглядеть, насколько он глубок.

Сенлин вызвался идти впереди, и Голл согласился только после того, как вынудил Сенлина отдать карту и вьюк в качестве гарантии, что он не попытается сбежать. Вместо того чтобы снова поднять лампу, Сенлин скользнул вниз вслед за ней, заполучив по пути несколько ссадин от трения.

Когда он спустился на выступ, то с удивлением обнаружил, что поверхность мокрая и скользкая от какой-то разновидности нефритово-зеленых водорослей. Убедившись, что твердо стоит на скользком полу, Сенлин отвязал лампу, крикнул «все чисто» и начал осматривать ровную землю.

Площадка не соединялась с другими вентиляционными шахтами. У задней стены, которая тянулась примерно на пятьдесят шагов, возвышалось корыто глубиной с ванну. К своей радости, Сенлин увидел, что в этой длинной «поилке» есть вода, скопившаяся благодаря журчащему роднику. Журчание текущей воды звучало, словно музыка. Зеленая слизь, покрывавшая бассейн, со временем засорила сток, и вода разлилась по всей площадке. Корыто было домом для крошечных светящихся креветок, которые напоминали молочную галактику, когда двигались ленивой стайкой.

Три забрызганные затиркой каменные емкости, точно огромные купальни для птиц, стояли на самом краю оазиса. По обе стороны площадки под стеллажами с древними деревянными инструментами лежали груды песка и засохшей извести. Немного поразмыслив, Сенлин понял, что это за место: давным-давно здесь готовили строительный раствор.

Голл и Тарру благополучно спустились вниз, и ни один даже не попытался скрыть разочарования по поводу заболоченного пола, нехватки матрасов и полнейшего отсутствия официантов. Их немного успокоила свежая вода, которая казалась пригодной для питья. И хотя площадку покрывала вязкая слизь, на которой спать было бы не очень приятно, нашлись, по крайней мере, деревянные ведра – годная замена табуретов.

Сенлину потребовалось несколько дней, прежде чем кризис голода пересилил отвращение к их пайкам. Лепешки из жуков были гротескными по текстуре и отвратительными по вкусу, но удивительно сытными. Измученные дневным подъемом, они расставили ведра по кругу и передали друг другу мешок с галетами.

– Знаешь, – сказал Тарру, – даже если не позволять себе думать о том, что ты ешь, пока ты это ешь, они все равно малосъедобны. – Он демонстративно изучил лилово-серую «шайбу» со специфической текстурой. – Это как паштет из потрохов с изюмом, да? Нет, не изюм. Как думаешь, что это такое? Головы?

– Джон, пожалуйста. Я хочу удержать съеденное внутри, – сказал Сенлин между глотками из бурдюка с водой.

Они сидели вокруг сумериновой лампы, словно у холодного костра. Остальные фонари стояли в резервуарах для приготовления раствора, по одному на каждом конце площадки.

Голл держал мушкетон на коленях, пока ел лепешку из насекомых, и переводил взгляд с Сенлина на Тарру, неизменно настороженный и подозрительный. Прежде чем они сели, Голл вновь забрал у Сенлин вьюк с припасами и теперь сам таскал его на спине, чтобы никто из спутников не сбежал. Сенлин задумался, куда именно они могли бы убежать. Каким бы умным он ни был, летать все равно не умел. В своем теперешнем изнеможении он даже не был уверен, что сможет подняться обратно по веревке, по которой они спустились. Но паранойя Голла оказалась сильнее здравого смысла.

За пять дней, прошедших с начала восхождения, у них не было возможности поговорить. Они лишь обменялись парой слов, чтобы Тарру понял, что Голл прекрасно осведомлен о его попытке заговора. Голл не скрывал своего желания застрелить Тарру. Поскольку не было никаких причин продолжать притворяться вежливым, Джон принялся подкалывать Голла, и между ними быстро возникла взаимная неприязнь, которую могло успокоить только молчание.

Площадка для смешивания раствора оказалась первой ровной поверхностью, располагающей к беседам, с тех пор, как лагерь фанатиков остался позади. Сенлин гадал, сколько времени потребуется этим двоим, чтобы начать осыпать друг друга колкостями. Ответ пришел довольно скоро.