от подушки. Здоровой рукой обнимает меня за талию, пока я продолжаю сидеть на нем сверху, и принимается ласкать языком и губами мою грудь.

— Ммм, — мычу от удовольствия и двигаю бедрами вперед-назад по члену.

— Я чувствую, какая ты мокрая, — довольно шепчет. Отпускает талию и ныряет ладонью в трусики. — Ммм, девочка моя.

Прикрываю веки, проваливаясь в ощущения. Они одновременно сладкие и острые. Дима ласкает меня между ног, продолжая посасывать грудь. Держусь за его шею обеими руками, чтобы не рухнуть. Ноги ослабли, мышцы дергаются.

— Ах, — тихо стону, когда пальцы Димы ныряют в меня.

Насаживаюсь на них, сжимаю бедра, двигаюсь навстречу. Стоны рвутся наружу, сладкая патока расходится из эпицентра внизу живота по всему телу, заполняет каждую клетку.

— С ума схожу по тебе, по твоему телу. Хочу тебя всю, — тихо приговаривает.

Размыкаю веки и фокусирую поплывший взгляд на лице Димы. Тянусь к губам, целую и аккуратно укладываю на постель. Затем наконец-то снимаю с Димы боксеры. Сжимаю пульсирующий член, размазываю по нему смазку. Такой горячий, такой возбужденный.

— Сядь на него, — томно просит.

— Подожди, — заговорщицки шепчу.

Отползаю на постели немного назад, закручиваю волосы, чтобы не мешали, и провожу языком по влажной головке члена. Смазка попадает на рецепторы, солоноватый вкус заполняет рот. Медленно сосу губами, продолжая водить языком по головке. Под стоны Димы просовываю руку в трусики и помогаю себе пальцами.

Правая рука Димы тонет у меня волосах. Он слегка ускоряет мой темп, я беру член чуть глубже, сосу быстрее.

— Я на седьмом небе, Белоснежка, — сбивчиво шепчет.

Не передать словами, как мне льстит, что ему нравится мой минет. Только от одного этого осознания я готова кончить.

Но сейчас я хочу получить оогазм от члена Димы внутри меня.

Выпрямляюсь и тянусь к прикроватной тумбе. В прошлый раз именно из нее Дима доставал пачку презервативов. Да, она здесь. Беру один, разрываю фольгу и раскатываю по члену. Затем снимаю с себя последний элемент одежды — мокрые насквозь стринги — и опускаюсь на член.

— Дааа, — не сдерживаю наслаждения.

Двигаю бедрами. Сначала медленно, потом быстрее. Дима блаженно прикрыл глаза и тихо стонет, придерживая меня одной рукой за талию. Сажусь до упора, кайфуя от того, что Дима во мне полностью. Ускоряюсь, прыгаю быстро, нетерпеливо.

Меня разрывает от наслаждения, от осознания, что я занимаюсь любовью с Димой. Все былые чувства вернулись, как будто и не было семи лет в разлуке. Ни с кем другим, кроме Димы, больше не хочу и не смогу. Даже если вдруг случится так, что мы снова разлучимся, значит, останусь навсегда одна. Не хочу никого, кроме Димы.

Склоняюсь к нему, продолжая двигать бедрами. Облокачиваюсь по бокам от его лица и целую. Дима прижимает меня здоровой рукой вплотную к своему телу, углубляет наш поцелуй и принимается быстро вколачивать в меня член. Стону ему в рот, зажмуриваюсь от усилившегося наслаждения.

— Кончим вместе? — спрашивает мне в губы.

— Да.

Дима продолжает забивать в меня ствол до упора. Падаю лицом на подушку рядом с его головой и стону, как не в себе.

А потом происходит взрыв, разносящий меня на мелкие кусочки, на атомы. Содрогаюсь всем телом, не то стону, не то скулю в подушку. Медленно обмякаю. Дима проводит здоровой рукой по моей спине, и я понимаю, что покрылась испариной. Перекатываюсь рядом на постель и вдыхаю полной грудью.

Молчим. Только наше тяжелое дыхание рассекает тишину. Но нам и не нужны слова.

Глава 65.

Последующие дни больничного Димы мы живем, словно семья. Проводим время с Владом (Дима за компьютером, а я за подготовкой к школе), много гуляем по лесу, играем с Чарльзом, ходим на пикник к озеру, по вечерам смотрим семейные фильмы. А когда Влад засыпает, наступает наше с Димой время.

Мы занимаемся любовью ночи напролёт. Стараемся аккуратно из-за раненого плеча Димы, но в итоге необузданная страсть накрывает нас обоих. Я все время возбуждена, все время хочу секса, словно голодная мартовская кошка. И Дима такой же. Я даже как-то в шутку спросила, падает ли у него когда-нибудь член.

— Когда тебя нет рядом, падает, — ответил.

Как ни стараюсь соблюдать трезвую голову и не тонуть в любви, а не получается. Хотя мы по-прежнему не говорили о наших отношениях, а Дима не признавался мне в любви. Может, на самом деле это все и не значит ничего, но я даже думать о таком боюсь. Хотя в моей памяти еще свежи слова Соболева о том, что чувств ко мне не осталось и я ему не нужна.

Но несмотря ни на что, это самые счастливые дни в моей жизни с момента расставания с Димой семь лет назад. Я никогда так не парила, никогда так не горела. Сейчас кажется, что это не Дима умер семь лет назад, а я. И теперь рядом с Соболевым я воскресла.

Наверное, в какой-то момент мы теряем бдительность, потому что на четвёртый день Влад начинает что-то подозревать. А я настолько влюблена, окрылена и счастлива, что даже не замечаю этого. Ребенок вдруг замыкается, не хочет больше собирать компьютер, играть с Чарльзом, делать математику. По отношению к Диме в момент становится невежливым. И ни с того ни с сего спрашивает, а когда мы поедем домой.

— Мы поедем домой попозже, дяде Диме продляют больничный еще на одну неделю. Как раз вы закончите с компьютером.

Мы пришли с поздней прогулки по лесу, на которой Влад смотрел на меня и Соболева, как на врагов народа. Ребенок поднялся в выделенную ему комнату и захлопнул дверь. Я сначала стучала и просила разрешение войти, а когда мне надоело, просто распахнула дверь. Влад сидит на собранном диване, скрестив руки, а глаза на мокром месте, от чего мое материнское сердце тут же облилось кровью.

— Я хочу домой, — требовательно произносит.

— Мы поедем домой, но попозже, — вкрадчиво повторяю.

Глядит на меня исподлобья.

— А когда вы с папой помиритесь? — неожиданно спрашивает.

Я аж теряю дар речи на несколько секунд. Мне казалось, я довольно ясно объяснила сыну, что мы с Игорем больше не вместе. Бывший муж со своей стороны сделал то же самое. И даже свекровь разъяснила Владу, что иногда так бывает: сначала папа и мама живут вместе, а