Некоторое время мы шли в молчании. Я заметил, что Би уже устала, и невольно подумал, что надо воспитывать в ней выносливость регулярными тренировками, – а потом напомнил себе, что она не собака и не лошадь, а мое дитя.

– Иногда, – осторожно прибавил я, – мне казалось, что я не нравлюсь людям, еще до того, как у них появлялся шанс самим для себя это решить. И потому я с ними не разговаривал и не делал ничего, чтобы им понравиться.

– То, что ты бастард, со стороны незаметно, – сказала Би и взмахом руки указала на себя. – А это я не спрячу. Я маленькая и выгляжу младше, чем есть на самом деле. У меня бледная кожа, тогда как у большинства людей она смуглая. То, что я разговариваю по-взрослому, можно скрыть. Но ты сказал, что не нужно.

– Нет. Кое-что из твоих особенностей спрятать нельзя. Ты можешь потихоньку показать людям, что превосходишь умом большинство сверстников. Тогда они перестанут так сильно тебя бояться.

И опять ответом мне было пренебрежительное фырканье.

– Ты испугалась Ромашки? – спросил я.

– Ромашки?

– Пастушьей собаки. Она тебя напугала?

– Нет. Конечно нет! Она любит тыкаться в меня носом, да. Но Ромашка хорошая.

– С чего ты так решила?

Поколебавшись, Би ответила:

– Она виляла хвостом. И не боялась меня. – Пауза. – Можно мне завести щеночка?

Разговор свернул не туда, куда мне хотелось. Впрочем, это было неизбежно.

– Прямо сейчас мне сложно разрешить тебе иметь собаку.

Мое сердце все еще переполняло отчаянное одиночество. Я по-прежнему, сам того не желая, тянулся к любому существу, которое глядело на меня с сочувствием. Может, между мной и собакой и не возникнут узы, но ее потянет ко мне, а не к Би. Нет.

– Возможно, в будущем мы снова об этом поговорим. Но я хотел, чтобы ты поняла… Ты не устала? Тебя понести?

Би едва переставляла ноги, и щеки ее раскраснелись от усилий и холодного ветра.

Он выпрямилась и с достоинством ответила:

– Мне почти десять. Я слишком взрослая, чтобы меня носили.

– На отца это не распространяется, – заявил я и подхватил ее на руки.

Она напряглась, как всегда, но я не уступил. Я посадил ее на левое плечо и ускорил шаг. Она сидела там, молчаливая и прямая, как палка. Догадавшись, в чем дело, я собрался с духом и окружил себя более крепкими стенами. Это было нелегко. На миг я растерялся, словно вдруг лишился обоняния или ослеп. Дар используют инстинктивно, а Сила так и льется из тех, кто недостаточно умел. Но мои усилия были вознаграждены: Би слегка расслабилась, а потом воскликнула:

– Я вижу так далеко! Ты все время видишь так далеко? Ну да, наверное! Как это чудесно!

Она была так довольна, так восторгалась, что я не отважился продолжить свою нотацию. У нас еще будет возможность все обсудить. Би совсем недавно потеряла мать, и мы с ней лишь начали понимать, как жить друг с другом. Завтра я с ней поговорю опять – о том, как успокоить окружающих. А пока что буду наслаждаться тем редким моментом, когда она кажется обычным ребенком и я могу просто быть ее отцом.

Удостоверившись, что отец ушел и не вернется, я выскользнула из постели, взяла мамину ароматную свечу из запаса в прикроватной тумбочке и зажгла ее от огня в камине. Вставила в подсвечник и пристроила на полу, чтобы достать из сундука с зимней одеждой теплый шерстяной халат. Мне не нравился большой сундук для хранения вещей. Крышка у него была красивая, резная, с птицами и цветами, но тяжелая. Мне не хватало роста, чтобы поднять ее до конца, так что приходилось держать крышку одной рукой, а другой копаться в глубинах сундука. К счастью, халат лежал неглубоко, и я легко нащупала его колючую шерсть. Я выудила его из сундука и отпрыгнула, позволив крышке упасть с грохотом. Завтра, решила я, попрошу отца, чтобы закрепил ее в открытом положении, – мне нужно будет переложить теплые вещи в маленький сундук, который он для меня сделал. Ночная буря, безусловно, означала, что приближается зима. Пришла пора для перемен.

Я надела халат поверх ночной рубашки, потом разыскала теплые носки. Обуваться не стала. Домашние тапочки были слишком тесными для толстых шерстяных носков, а старые ботинки – слишком тяжелыми для того, что я задумала. Взяв подсвечник, я выглянула в коридор. Там было тихо. Я выскользнула наружу, и дверь тихонько закрылась у меня за спиной. Наконец-то я смогу изучить потайные ходы в свое удовольствие, так тщательно, как только пожелаю. С той самой минуты, когда я их увидела, мне ничего другого на ум и не шло. Я хотела вернуться туда сразу, как только мы пришли из овечьих загонов, но нужно было поесть, а потом отец держал меня при себе, поскольку тревожился и расстраивался из-за того, что ему придется оставить меня одну на ночь. Вот глупыш… Разве я не была одна каждую ночь, когда он сидел в своем кабинете или спал в своей постели? Какая разница, что на этот раз он далеко от дома?

Горка углей в камине в кабинете моего отца едва тлела. Я подбросила полено, чтобы стало светлее и теплее. Взяла две высокие свечи из ящика его стола. Потом аккуратно проделала все то, что раньше делал он: убедилась, что шторы задернуты, заперла двери в кабинет на засов и взялась за тайный рычажок на фальшивой дверной петле. Когда открылась узкая дверь, дом как будто вздохнул и мне в лицо повеяло старыми тайнами. Я почувствовала, как они наполняют меня. С подсвечником в руке я вошла в узкий коридор.