– Когда я уйду, – сказал Уоллес, – ты, пожалуйста, не забывай меня. Немногие будут помнить обо мне, по крайней мере с хорошей стороны. Я хочу, чтобы ты был среди них. – Его ногти начали ломаться.

Хьюго с трудом сглотнул:

– Как я могу забыть тебя?

Уоллес подумал, что это не составит особого труда.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Закат был невероятным. Уоллесу хотелось как можно дольше подставлять лицо небу.

– Как ты думаешь, мы увидимся снова?

– Надеюсь.

Лучшего ответа Уоллес не мог пожелать.

– Но это будет не скоро. Ты должен делать свою работу. – Он сморгнул слезу. – И это…

Но он не смог договорить. Мелькавшая в голове мысль стала оформляться. Она тянула. Тащила. Дергала. Трос светился.

– О, – запнувшись, издал Уоллес.

– Нам надо возвращаться, – встревожился Хьюго. – Прямо сейчас.

– Ага, – прошептал Уоллес, а солнце тем временем исчезло за горизонтом.

* * *

На обратном пути ему казалось, будто он парит в воздухе. Хьюго гнал скутер на предельной скорости, но Уоллес ни о чем не тревожился. Он ничего больше не боялся. На него снизошло спокойствие, своего рода облегчение.

– Держись! – кричал ему Хьюго, но Уоллесу казалось, что он где-то далеко. Шепот возобновился, стал громче и настойчивее. Когда они свернули на дорогу, ведущую к чайной лавке, в голове у него прояснилось. К этому времени его ладони исчезли, руки исчезли, и, похоже, он остался без носа. Но тут кусочки кожи стали возвращаться на место, будто кто-то собирал сложный пазл. Хьюго вдруг бросил скутер вправо. Уоллес подумал, они вот-вот разобьются, и на какой-то момент горько пожалел, что не настоял на том, чтобы Хьюго надел шлем. Но эта мысль покинула его, когда он краешком глаза заметил, что заставило Хьюго поступить так.

Камерон.

Он стоял посреди дороги.

Я все еще здесь.

Они затормозили, из-под колес взметнулись камешки и пыль. Впереди клонилось к земле дерево, старый великан с потрескавшейся корой, сок выступал на нем, как слезы. Уоллес протянул руки сквозь Хьюго, схватился за руль и изо всех сил нажал на тормоза. Они взвизгнули, и скутер затрясся, остановившись. Заднее колесо приподнялось и тут же опустилось, переднее замерло всего в нескольких дюймах от дерева.

– Черт побери, – пробормотал Хьюго. – Если бы ты не… – Не успел он договорить, а Уоллес уже слез со скутера. И повернулся к дороге.

Камерон стоял, обратив лицо к звездам: рот открыт, черные зубы обнажены. Руки опущены и медленно раскачиваются. Он наклонил голову, словно мог видеть, что Уоллес наблюдает за ним, хотя глаза его были пустыми и холодными.

Крюк в груди Уоллеса вибрировал, как никогда прежде. Казалось даже, что он живой. Шепот теперь закручивался вокруг него, как ураган, слова были неразличимы, но Уоллес понимал, что они значат и почему он почувствовал настоятельную потребность уехать из лавки.

К нему взывал Камерон.

За его спиной Хьюго опустил подножку и выключил двигатель. Но Уоллес не имел возможности отвлекаться. Только не сейчас. Он сказал:

– Камерон, ты все еще здесь, верно? О боже, я слышу тебя.

Камерон медленно моргнул.

Уоллес вспомнил, что он почувствовал и увидел в чайном саду, когда руки Камерона обхватили его. Счастье. Ярость. Яркие вспышки, рассказывающие о солнечном человеке. Зак. Зак. Зак. Горе, охватившее его, когда все было потеряно, казалось громоподобным. Позже ему сказали, что это длилось всего секунды, их странное единение, но он словно прожил целую жизнь с ее садами и пустошами. Он был Камероном, видел все, что видел тот, страдал вместе с ним из-за невероятной несправедливости жизни. Тогда он не понял всех нюансов – на него навалилось слишком многое, и произошло это стремительно. Он не думал, что способен понять все сейчас, но кое-что стало ему гораздо яснее.

И хотя Хьюго кричал, чтобы он остановился, Уоллес подошел к Камерону и взял его за руку.

– Покажи мне, – прошептал он.

И Камерон послушался.

Воспоминания возникали словно призраки, и Зак сказал:

– Мне нехорошо.

Он попытался улыбнуться.

У него это не получилось.

Его глаза закатились.

Он был жив. А потом сразу мертв.

Но все это происходило не так быстро, верно? Нет, там было и то, с чем Уоллес не смог разобраться с первого раза. И теперь он улавливал намеки на это, проблески отрывистого фильма, скачущего от кадра к кадру. Он был Камероном и в то же самое время не был.

Его звали Уоллес Прайс. Он жил. Он умер. И все же он настойчиво продолжал как-то существовать и дальше, дальше, дальше, но это не имело особого значения, это было второстепенно, это куда-то исчезло, потому что Камерон вышел на первый план и показывал то, что пряталось в нем.

– Зак, – прошептал Уоллес, а Камерон твердил: «Зак? Зак?» и продолжал вспоминать. Но он (они?) не смог уберечь Зака от падения, и его голова ударилась об пол с ужасным глухим стуком.

Уоллес больше не был способен контролировать что-либо, он оказался погружен в кровавые воспоминания, которые окружали его наподобие бесконечной вселенной, Камерон кричал в телефон оператору службы спасения, что он не знает, что случилось, не знает, что делать, помогите нам, о, ради всего святого, помогите нам.

– Помогите нам, – прошептал Уоллес. – Пожалуйста.

Еще один скачок, резкий и стремительный, и вот Камерон открывает входную дверь, и мимо него спешат парамедики, сверкает мигалка машины «Скорой помощи», а перед домом стоит пожарная машина.

Камерон требует ответа у парамедиков, хочет знать, что же такое с Заком, а Зака тем временем укладывают на каталку, Камерона оповещают о расширенных зрачках и падающем давлении. Глаза Зака закрыты, тело влажное, и Уоллес ощущает ужас Камерона как свой собственный, в его голове снова и снова с ревом проносится ЧТО ПРОИСХОДИТ ЧТО ПРОИСХОДИТ.

Он сидит в машине «Скорой помощи», а они тем временем расстегивают рубашку Зака и спрашивают Камерона, знает ли он историю болезни Зака, принимал ли тот наркотики, нет ли у него передозировки, ты должен рассказать нам все, чтобы мы поняли, как помочь ему.

Он едва способен соображать. «Нет, – изумленно отвечает он. – Он в жизни не пробовал наркотиков. Он даже аспирин не принимал. Он не болен. Он никогда не болел».

Он в больнице и не может произнести ни слова, его тело словно погрузили в лед, его окружают друзья и родственники Зака, и тут выходит доктор и разбивает его мир вдребезги. Кровотечение в мозге, говорит доктор. Разрыв. Трещина. Аневризматическое субарахноидальное кровоизлияние.

Повреждение мозга.

Повреждение мозга.

Повреждение мозга.

Камерон молит доктора: «Но вы же можете помочь ему, правда? Вы же можете устранить это, правда?