его. Но ведь и Сэнди он друг, а она собирается идти против закона. Нельзя проболтаться ни единой душе, это опасно.

Через некоторое время Барбара пошла в гостиную и написала письмо сестре Иммакуладе: тоном холодной вежливости сообщила, что домашние обстоятельства не позволяют ей больше работать в приюте. Она как раз заканчивала свое послание, когда пришел Сэнди. Он выглядел усталым. Улыбнулся, ставя на пол портфель. Тот звякнул, будто внутри лежало что-то металлическое. Подойдя к Барбаре, Сэнди положил руку ей на плечо:

— Как ты, дорогая? Послушай, извини меня, я был несдержан в конторе. Выдался тяжелый день. Последний час я провел в Еврейском комитете.

Он наклонился и поцеловал ее в шею. Когда-то Барбара от этого таяла, но теперь ощутила лишь щекотное прикосновение усов и отстранилась. Сэнди нахмурился:

— В чем дело? Я же извинился.

— У меня тоже был тяжелый день.

— Кому ты пишешь?

— Сестре Иммакуладе. Сообщаю, что больше не приду в приют. Не могу выносить их обращения с детьми.

— Ты ведь не упомянула об этом в письме?

— Нет, Сэнди, я сослалась на домашние обстоятельства. Не беспокойся, проблем с маркизой не возникнет.

Он отошел.

— К чему эта резкость?

Барбара глубоко вдохнула:

— Прости.

— И чем ты теперь займешься? Тебе нужно какое-то дело.

«Протянуть бы месяц, а там заберу Берни и сбегу отсюда», — подумала Барбара.

— Не знаю. Тебе не пригодится помощь с твоими беженцами? Евреями?

Сэнди отхлебнул виски и покачал головой:

— Только что встречался с парочкой. Они большие традиционалисты. Не любят, когда женщина указывает им, что делать.

— Я думала, это в основном простые люди.

— И все равно они очень традиционны. — Сэнди сменил тему: — Что рассказывал Гарри?

— Мы говорили о войне. Он считает, что Франко не вступит в нее.

— Да. То же самое он сказал и мне. Знаешь, он не так прост, когда речь заходит о бизнесе. Я на такое не рассчитывал. — Он задумчиво улыбнулся и снова взглянул на Барбару. — Слушай, любимая, я думаю, с приютом ты совершаешь ошибку. Ты должна делать так, как принято у них, а не лезть со своим уставом… Я тебе это часто говорил.

— Да, ты говорил. Но я туда не вернусь, Сэнди. Не хочу сотрудничать с теми, кто так относится к детям.

Почему в последние дни он как специально ее злит, когда ей так нужно, чтобы все было спокойно, ровно? Барбара понимала, он заметил в ней перемену. Теперь она даже уклонялась от занятий любовью, а когда он настаивал и она уступала, не могла изобразить, что ей хорошо.

— Эти дети абсолютно дикие, — заметил Сэнди. — Ты сама так сказала. Им нужна дисциплина, а не игрушечные зверюшки.

— Боже, Сэнди, иногда мне кажется, что у тебя вместо сердца камень! — Слова вылетели раньше, чем она успела прикусить язык.

Он вспыхнул от гнева и шагнул к ней. Кулаки его были сжаты, и Барбара оцепенела, сердце у нее стучало. Она всегда знала, что Сэнди может быть жестоким, язвительным, когда его разозлят, но до сих пор ни разу не боялась, что он применит силу к ней. Барбара резко вдохнула.

— Тебя сделал я, — взяв себя в руки, холодно сказал Сэнди. — Не забывай об этом. Ты была ничем, когда мы познакомились, никуда не годилась, потому как всю жизнь только и думала, как к тебе относятся люди. Все, что ты принимаешь близко к сердцу, — сентиментальная чушь.

Он глядел на нее с яростью, и Барбара впервые отчетливо осознала, чего он хотел от нее, чем были для него их отношения с самого начала, — удовлетворением жажды власти.

Барбара встала и вышла из комнаты.

Глава 27

Проводив Барбару, Гарри вернулся домой и нашел два письма. Одно — кое-как нацарапанная рукой Сэнди записка. В ней сообщалось, что он убедил Отеро с де Саласом и Гарри позволили посетить копь, для чего он заберет его рано утром в воскресенье, через три дня, и отвезет туда. Поездка займет всего несколько часов, уточнял Сэнди.

Гарри вскрыл второе письмо. Адрес был написан аккуратным мелким незнакомым почерком. Как оказалось, Софии. В конверте лежали счет за лечение и лекарства от врача из центра города и письмо на испанском.

Уважаемый сеньор Бретт!

Посылаю Вам счет от доктора. Я знаю, он берет умеренную плату. Энрике уже лучше. Скоро он снова сможет работать, и нам всем станет легче. Он шлет Вам свою благодарность, как и мама. Вы спасли жизнь Энрике, и мы всегда будем Вам за это признательны.

Гарри разочаровали официальный тон письма и намек на прощание. Он несколько раз перевернул листок, потом сел и написал ответ:

Я очень рад, что Энрике лучше. Оплачу счет завтра утром. Хотел бы встретиться с Вами, чтобы отдать чек и угостить Вас кофе. Мне было приятно с Вами поговорить, и у меня очень мало знакомых среди испанцев. Надеюсь, Вы сможете прийти.

Он предложил встретиться через два дня в кафе рядом с Пуэрта-дель-Соль в шесть часов, так как знал, что София начинает работать рано.

Гарри запечатал письмо. Он отправит его, когда выйдет из дому. Чек был лишь предлогом, София наверняка догадается. Ну, она или ответит, или нет. Он повернулся к телефонному столику и набрал номер посольства. Попросил передать мистеру Толхерсту, что хочет зайти обсудить пресс-релиз по поводу импорта фруктов. Это был условный код на случай появления новостей о Сэнди. Сперва Гарри считал эти коды глупой мелодрамой, но потом понял, что они необходимы, так как телефоны прослушивают.

Секретарша вернулась и сказала, что мистер Толхерст на месте и к нему можно заглянуть прямо сейчас. Гарри не удивился — Толли, похоже, часто проводил вечера в посольстве — и, взяв пальто, снова вышел из дому.

Рассказ Гарри обрадовал Толхерста. Он решил тут же передать новости Хиллгарту — тот был на совещании, но Толли не сомневался, что шеф захочет все узнать. Через несколько минут Толли вернулся в свой маленький кабинет, сияя от радостного возбуждения.

— Капитан очень доволен, — сказал он. — Если золота много, полагаю, Хиллгарт пойдет прямиком к Черчиллю, и тот прикажет усилить блокаду, чтобы сократить поставки, за которые они не могут заплатить золотом.

Он потер руки.

— А что скажет на это сэр Сэм? — спросил Гарри.

— С Черчиллем значение имеет мнение капитана. — Толхерст зарделся от удовольствия, мусоля на языке имя премьер-министра.

— Испанцы спросят, почему мы усиливаем блокаду.

— Вероятно, мы объясним. Дадим понять, что им ничего от нас не утаить. Это будет удар по фалангистам. Ты говорил, Гарри, нам нужно вести более твердую политику. Похоже, мы к этому идем.

Гарри задумчиво кивнул: