столовой, стоило этим словам родиться в его голове и стать частью этой странной связи. Он старался не оглядываться на оставшуюся за столом девушку, пытался забыть это гадкое чувство обреченности и отсутствия смысла, и наполниться чем-то новым, чем угодно, что только способно угомонить рвущиеся наружу крики, так никогда никем и не услышанные.

Сильные люди умеют молчать. Им тоже больно, но они держат все внутри себя, смиряются, расправляют плечи и смело шагают в мир, напуская на лица фальшивые улыбки.

Когда мама сказала это Джеку, задыхаясь в губительном кашле, он только хмыкнул и не желал вникнуть в суть сказанного, спеша за очередным стаканом воды. А сейчас… Теперь он понял, что далеко не сильный, а ничтожен, сломлен и подавлен. Не может выбраться из сделанного самим же кокона, путается в нем, падает, и не находит сил подняться на ноги, чтобы продолжить борьбу. Он готов сдаться. Опустить руки, показывая всему миру свою слабость и отчаяние.

Задевая плечом дверь школьной столовой, Джек решил все-таки обернуться. Девушка с медовыми глазами смотрела в упор, ненавидяще, с презрением, а на ее скуле красовался видимый только Дауни алый отпечаток удара.

Глава 26

Иногда нам приходится оставлять людей. Связывать их цепями, присоединять к себе временем и подаренным доверием, а после гнать прочь по неизвестной порой нам самим причине. Это больно, но так тоже случается — никто не вечен, и на смену старым людям приходят другие, новые, заполняющие пустоту внутри своим присутствием и поддержкой, но… Никто не вспоминает о тех, кого отпустил. Думает о своем, радуется новым свершениям, делает открытия и вновь наполняется жизненными силами, готовый творить свою историю, а что же те? Те самые, кого он оставил в прошлом, надеясь, что их тени навсегда затеряются в ушедших днях и уже никогда не покажутся снова, забытые и отвергнутые? Им остается лишь жить. Существовать, зная, что печаль рано или поздно выходит из разбитого сердца без остатка, до последней капли, но только спустя шесть и более месяцев, и им приходится ждать. Терпеливо, отсчитывая день за днем по одной минуте и искренне надеясь, что этот кошмар вот-вот закончится. И отчаявшиеся, но все еще сохранившие слабый отблеск надежды глубоко в душе, они борются со своей болью, выращивают ее, подобно самому прекрасному цветку, чтобы после уверенным движением вырвать ненавистное растение с корнем, уничтожить и позволить сердцу принять в свежую почву иной росток. Проходят долгие месяцы. Зачастую годы. А они все ждут, упрямцы, не желая смиряться с выбором судьбы и продолжая отчаянную борьбу за свою счастье.

У таких людей и вырастают самые красивые цветы.

Джеку пришлось задуматься над этим совершенно случайно — обычно он намеренно выковыривает из головы такие мысли, давит их при одном намеке на появление, но эту он почему-то решил оставить. Бережно запечатал в небольшую бутылку, закупорил ее и бережно спустил в погреб, устанавливая рядом с другими, к которым он вернется как-нибудь попозже — как вдруг рука дрогнула, и ценный сосуд разбился о каменный пол, украшая комнату сотней блестящих осколков. Спрятанное в бутылку начало расти, еще больше увеличиваться в размерах с каждой секундой, пока не заполнило собой все пространство слабо освещенного помещения, вытесняя прочие идеи и не позволяя им даже коротко вспыхнуть. И Джеку пришлось действительно много думать.

Бредя бесцельно по школьному коридору, он вдруг резко изменил свое направление и подошел к окну, обхватывая руками огненные ребра батареи и глядя в запотевшее окно. Самая отвратительная погода. «Бостон поплыл», — подумал парень, уныло провожая взглядом перемешивающих грязь с жидким снегом прохожих. «Мы ожидали первый снег, а вместо этого получили темно-бурую кашу несправедливости. По-моему, каждый в душе думает, что это нечестно, но, когда некого винить, все само по себе проходит, как будто вовсе никогда не случалось».

Он старался избегать общения. Как можно больше времени проводил в кабинетах, чтобы после броситься со всех ног и исчезнуть в движущейся толпе учеников незамеченным, или вжимался в стены, замечая где-то вдалеке копну рыжеватых волос, и искренне надеялся, что бетон хоть самую малость прогнется, и девочка его не увидит. Однако, Рэйчел не спешила. Не было драмы, о которой бы после шептались на каждом из этажей школы, так и не состоялся объяснительный разговор, а Джек уже заранее отрепетировал в голове четыре возможных сценария — маленькая Робертсон появлялась изредка, подобно тени, бросала на парня испытывающий взгляд, непонятный и немного тревожный, а затем снова исчезала до следующей такой встречи. И Дауни мог бы не обращать на это внимания и забыть, если бы не бездонная грусть в зеленых глазах, которые умоляли, проклинали и ненавидели одновременно за ту короткую вспышку, происходящую в подобные моменты. Они плакали, но невидимо, и отчасти поэтому было немного легче — не замечая чужих слез, ты не задумываешься о собственных и не чувствуешь себя виноватым. Так Джек утешал себя, ощущая внутри неприятную тяжесть после очередной встречи с девочкой, и никак не мог вырвать из груди преследующее его чувство, обосновавшееся там и прочно укрепившееся без его согласия.

Для них обоих это была действительно тяжелая зима.

Несмотря на то, что тысячи рук еще не оторвали последнюю календарную страницу месяца и не начали судорожно развешивать над дверьми шершавые венки с крохотными колокольчиками, а погода так и кричала о том, что осень не прошла и по-прежнему одаряла жителей еще одним дождем или ледяной изморосью — они смогли отпустить ноябрь, оставив вместе с ним все то прекрасное, что произошло и в уступающем ему октябре. Оба понимали, что вместе с осенью прошла и их замечательная дружба: закончились мирные разговоры и ночные просмотры фильмов, исчерпали себя пекарни с ароматным кофе и самым вкусным на свете творожным пудингом, который можно было есть целую вечность и говорить о самый глупых вещах на свете, не боясь осуждения, не было больше прежнего доверия и открытости, теплоты и восхитительного имбирного печенья. Все закончилось так внезапно, как покинула этот мир осень, уступая место холодной угрюмой зиме, и им не оставалось ничего другого, кроме смирения и истерзания себя одними и теми же вопросами, которые никто не посмеет произнести вслух.

И все же это был один из лучших октябрей в жизни Рэйчел в самом ужасном году Джека Дауни.

Парень усмехнулся нахлынувшим воспоминаниям и продолжил смотреть в окно, не желая отрывать взгляда от какой-то одному ему видимой точки, пока в кармане пиджака не зажужжал требовательно телефон. Дауни, не глядя, принял вызов