— А что за люди, Лариса Федоровна?

— Ну, мне почем знать, Евгения-то мне не докладывалась.Черный был какой-то, точно помню.

— Грузин, что ли? — я лихорадочно приняласьвспоминать всех наших знакомых восточных кровей, но, кроме Адика Ованесова,ничего на ум не пришло. Но Адик, во-первых, никогда не имел машины, тем болеедорогой. А во-вторых, никогда не имел желания заводить шашни с Жекой. Емунравились совсем другие женщины: большой бюст, полное отсутствие талии ивнушительный зад (“бочки на ножках”, называл их Лавруха).

— И не грузин, Катерина. Грузинов я знаю.

— Негр?

— Я же сказала — черный.

— Азербайджанец? — продолжала гадать я.

— Вот что я тебе скажу: и тот, и не тот, — хитроприщурилась Ларфа. — А больше ты из меня ни слова не вытянешь.

— Как это — “и тот, и не тот”?

— А вот как хочешь, так и понимай. Эти-то — милицанеры— тоже ничего не поняли, но не моя забота за ними вместо собаки розыскнойбегать. И не запугать меня ничем, Катерина. Я блокаду пережила и все остальноетоже переживу с божьей помощью.

Все ясно, поездка в Зеленогорск оказалась совершеннобесполезной. Ларфа ничего не скажет, если даже и чаи распивала с “черным” наверанде. Но самое странное — почему сама Жека не сказала мне ничего об этом,так внезапно возникшем романе? Я вдруг подумала о ближайшем пансионате, которыйремонтировали выбритые до синевы турки; Жека любила гулять в окрестностяхпансионата с детьми по вечерам — там была неплохая детская площадка с качелями,турником и маленькой горкой. К тому же у многих турок были подержанныеиномарки. В перевернутом и строптивом сознании старухи они вполне могли сойтиза роскошные машины. А сами турки — за черных…

Это была совсем хлипкая догадка, но Жеке всегда нравилисьбрюнеты, чем черт не шутит… И все же представить ее в объятиях какого-нибудьпотомка Мустафы Кемаля Ататюрка [24] я была просто не всостоянии. Можно, конечно, заехать в пансионат и ненавязчиво побеседовать стурецкими рабочими, построить им глазки, но для этого просто необходимо дляначала запастись хотя бы электрошоком…

— Ну что ж, спасибо, Лариса Федоровна, — сказалая. — Рада была видеть вас в добром здравии…

— Врешь, поди, ну да ладно. Заезжай, если рядом будешь.

— Обязательно, — я с облегчением поднялась состула. Приходится признать, что дознаватель из меня хреновый.

— Опять врешь, — уличила меня старуха. — Чую,не свидимся больше. Да и с какой радости тебе меня навещать, когда родныеплемянники раз в год появляются? Ты вот что, Катерина, там вещички их остались…Забыли впопыхах. Они же безалаберные, что мать, что дети. Я потом все эти цацкипо всему участку собирала… И то до конца не собрала. До сих пор, может, что иваляется. Ты возьми их, мало ли что.

Странно, что вещички не подмела ретивая опергруппа. Это,безусловно, большой прокол с их стороны.

— А что, их еще не взяли?

— Милицанеры-то? Так я им и дала, милицанерам. Я дажеих в обман ввела, — старуха хихикнула. — Валину комнату показала исказала, что жили они там. И Евгения, и дети ее.

Валя, старшая Ларфина сестра, умерла еще в шестьдесятпервом, 12 апреля, как раз в день космонавтики.

С тех самых пор Ларфа терпеть не могла Гагарина и вообщекосо смотрела на исследования ближнего космоса.

— Как же вы так, Лариса Федоровна? Отказываетесьсотрудничать со следствием?

— Сказано тебе: милицанеров не люблю. Пускай самиразгребаются, а то привыкли на дядю надеяться…

Я прошла на вторую половину дома — там еще совсем недавножили Жека и двойняшки. Жека снимала у Ларфы две крошечные комнаты и маленькуютерраску — ту самую, на которой мы со Снегирем уговаривали ее принять деньги.

Сейчас я вспомнила об этом совсем некстати: колени у менясразу ослабели, и я уселась на стул посреди пустой комнаты. Несколько детскихтряпок, две пары сандалий и Жекин сарафан — вот и все имущество, которое ядолжна была забрать. Если не считать старых игрушек, сваленных в углу, иЛаврухиного велосипеда: должно быть, Жека просто не захотела везти их в город.Или решила, что заедет за ними позже.

А теперь вместо Жеки приехала я, и мне совсем не нужны былиигрушки. И сарафан, который она больше никогда не наденет.

Никогда.

И все же я добросовестно сложила вещи в стопку ипереместилась к игрушкам: может быть, удастся что-то выбрать для малышей и хотьнемного порадовать их. Несмотря на то что я накупила им продвинутые “Лего” ипрочие мелкие игрушечные прелести, Катька до сих пор спала со старыммедвежонком с оторванным носом, а Лавруха-младший принципиально выбросилкирпичики от “Лего” в мусорное ведро.

Присев перед кучей игрушек, я принялась энергично перетряхиватьих: резиновая утка-пищалка с проколотым боком, такой же проколотый мяч, игра“Зоологическое лото”, градусник из набора “Юный доктор” и сломанные наручникииз полицейского набора. И крошечная засаленная войлочная собака. “Made inChina” — было написано на наручниках.

Жека была так бедна, что покупала двойняшкам лишь китайскиеигрушки. Почему же она отказалась от наших денег? Может быть, если бы она былане такой разборчивой, то с ней ничего бы не случилось? А наручники вполнесгодились бы для меня и Лаврухи… Нет, Лавруха ни при чем, у него просто не быловыбора. Выбор был у меня.

Я взяла в руки собаку. Вот что точно никогда не пригодитсядвойняшкам: оторванная пуговица глаза и передняя лапа, которая держится начестном слове. Я уже была готова отбросить выработавшего свой ресурс пса всторону, когда заметила тонкую змейку ошейника у него под мордой.Лавруха-младший постарался на совесть, сплел настоящий ошейник. Способныймальчик.

Я подергала ошейник и только теперь поняла, что он не такпрост, каким кажется на первый взгляд. Тонкие золотые звенья, две блестящихточки на застежке в виде головы какого-то зверя… Где-то я уже видела нечтоподобное… И не так давно.

Я едва не оторвала голову несчастной собаке, а когда тонкаязолотая цепь скользнула мне в ладонь, все стало на свои места. То, что ядержала теперь в руках, никогда не было ошейником. Золотой браслет. Двабриллианта у застежки.

Смуглые руки на руле джипа. Жаик, телохранитель Титова.Браслет принадлежал ему, я хорошо помнила это. Но что он делает здесь, в пустойкомнате, среди забытых детских игрушек?.. Он просто не мог, не должен был здесьоказаться. Но, черт возьми, я держу его в руках…

Я дернула себя за мочку уха и тихонько рассмеялась. Тащитьсяв Зеленогорск стоило ради одной застежки с крошечными бриллиантами. Что жесказал мне тогда телохранитель, сохраняя вероломное азиатское спокойствие налице? “Я подарю его девушке, которая мне понравится”. Да. Так или почти так. Номне и в голову не могло прийти, что единственной девушкой, которая понравиласьказаху, окажется моя бедная мертвая Жека… Интересно, когда она успела влюбитьего в себя? Жаик отправился за Жекой, чтобы привезти ее на вечеринку, и онизадержались почти на час, хотя езды от логова Ларфы до дачи Титова не большепятнадцати минут, да еще на хорошей машине, по отличному шоссе.