Полицейский хмыкнул.

– Вы проникли на поезд одна и до общей посадки. В чем причина такой спешки?

– Потому что устала до смерти и не хотела склоки с тем, кто занял бы купе раньше меня!

Полицейский задумался, потом спросил:

– Мы ищем ребенка. Вы не видели поблизости детей, гуляющих без родительского присмотра?

Но тут его отвлекли. Верити узнала голос Флойда, уже оказавшегося снаружи. Он говорил очень быстро, взволнованно и тихо – за вокзальным шумом почти не разобрать слов. Верити распознала слово «ребенок», еще пару и поняла, что Флойд пытается направить полицейских подальше от ее вагона. Те отвечали скептически, спрашивали сами, но вскоре в их голосах появился интерес. Еще несколько быстрых фраз, и проверявшие вагон заспешили прочь. Спустя несколько секунд резко, прерывисто заверещал полицейский свисток.

Не прошло и пары минут, как Флойд снова постучал в дверь купе:

– Впусти меня. Я только что спас тебя от пары мордоворотов.

– И за это моя вечная признательность. Но лучше бы тебе сойти с поезда.

– Почему ты так интересуешься Берлином? И контрактом с «Каспар металз»?

– Флойд, чем меньше подобных вопросов, тем легче будет нам обоим.

– Контракт связан с чем-то очень плохим, да? Ты хочешь что-то предотвратить?

– А может, напротив, я хочу поспособствовать плохому?

– Нет, не может. У тебя слишком симпатичное лицо. Ты мне понравилась раз и навсегда в тот момент, когда вошла в мой офис.

– Я уже говорила, ты плохо читаешь по лицам. И в характерах смыслишь мало.

– У меня билет до Берлина. И я знаю хороший отель на Курфюрстендам.

– Какое совпадение.

– Ты ничего не потеряешь, захватив меня с собой.

– И ничего не приобрету.

– Серебряный дождь, – обронил вдруг Флойд.

Ожье сперва не поняла, о чем он. Что за чепуха? Может, ослышалась?

Конечно ослышалась. Это единственное логичное объяснение. Ведь не мог же он и в самом деле сказать эти слова? Или мог?

– Что? – проговорила она совсем тихо.

– Я сказал «серебряный дождь». Это что-нибудь значит для тебя?

Она беспомощно посмотрела в потолок, затем открыла дверь. В коридоре стоял Флойд, держал шляпу в руках и глядел невинно и удивленно, будто щенок-переросток.

– Что ты сказал? – спросила она.

– Ведь значит, да? – упрямо повторил он.

– Закрой за собой дверь.

Поезд засвистел, дрогнул, пополз вдоль перрона.

Флойд вынул из кармана открытку, не отданную Ожье. Та взяла, включила свет, жадно впилась глазами. Состав качался и дергался, проходя стрелки в лабиринте рельсов, набирая скорость.

– Это важно? – нетерпеливо спросил Флойд.

Открытку Сьюзен адресовала Калискану. Но отправить не успела. Несомненно, в открытке говорилось о «серебряном дожде», оружии из прошлого, грозном, губительном, словно библейская чума. «Серебряный дождь» – худшее, что могло случиться с планетой. Больше того, вполне возможно, что он стал бы последним событием в самой истории планеты.

Поезд скользил по залитым лунным светом равнинам к востоку от немецкой границы. Временами мелькали освещенные окна одинокого хутора или небольшого уютного поселка. Но чаще состав катился среди темных полей, угрюмых и холодных, как межзвездное пространство. Изредка мелькал силуэт лисы, захваченной врасплох ярким светом, или неслышно проносился над полем одинокий ночной патрульный – сова. Лунный свет отобрал у природы краски, сделал все окрест бледным и призрачным. Редкие островки жизни, хотя и радовавшие глаз, лишь подчеркивали огромность и пустоту окутанной мраком земли. Но ритмичный перестук колес, мягкое покачивание вагона, далекий приглушенный рокот локомотива, тепло после хорошего ужина с вином убаюкали Ожье, усыпили настороженность. Она понимала: успокаиваться рано и даже опасно, но за возможность хотя бы недолгого расслабления была очень благодарна.

– И как будем располагаться на ночь? – осведомился Флойд.

– Что ты хочешь предложить?

– Я могу поспать сидя во втором классе, – ответил Флойд, пожалевший денег на койку.

– Можешь и здесь, на нижней койке, – великодушно позволила Верити, отирая салфеткой уголок рта. – Но это не значит, что мы женаты или закадычные друзья.

– Умеешь ты благодарить, ничего не скажешь.

– Венделл, я хочу подчеркнуть: у нас сугубо деловые отношения. Но это не значит, что я не рада твоему обществу. Дети могут объявиться снова.

– Дети?

– А вдруг они преследуют нас? – сказала Верити.

– Не на этом поезде. Тут они слишком бы выделялись – даже больше, чем в городе.

– Надеюсь, ты прав. Хотя дело не только в них.

Они только что поужинали в вагоне-ресторане, в компании дюжины пассажиров, одетых гораздо приличнее. Вскоре посетители переместились в соседний вагон-бар или разошлись по своим купе, оставив Ожье с Флойдом почти в одиночестве. В одном углу юная немецкая пара обсуждала будущую свадьбу, в другом двое упитанных бельгийских бизнесменов за сигарами и коньяком делились историями о банкротствах. Ни те ни другие не выказывали интереса к иностранцам, беседующим тихо и доверительно по-английски.

– В чем же еще? – спросил Флойд.

– В том, что ты мне сказал… что показал на открытке. Я до последнего надеялась, что всего лишь вообразила угрозу.

– Ты уж точно не вообразила детей.

– Да. – Ожье пригубила бокал.

Она знала, что уже изрядно пьяна, но нисколько о том не переживала. Затуманить немного мозг – это сейчас самое лучшее лекарство.

– Упоминание «серебряного дождя» на открытке означает, что положение раз в десять хуже, чем я предполагала.

– Может, проще будет, если ты мне расскажешь о «серебряном дожде»? – предложил Флойд.

– Я не могу.

– Но ведь речь о чем-то очень скверном, так? Когда я произнес эти слова, на тебе лица не стало.

– А я думала, что не подала виду.

– Твои чувства были написаны метровыми буквами. Как в неоновой рекламе. Эти слова ты хотела бы услышать меньше всего.

– И меньше всего ожидала.

– От меня?

– От кого бы то ни было. Венделл, ты зря оставил открытку. Это нечестно. Очень.

– У меня был хороший пример: твое притворство, спектакль «Я сестра полоумной Сьюзен Уайт».

– Это другое. Я обманула, потому что так было лучше для всех.

– Верити, я тоже руководствовался наилучшими побуждениями.