превосходство жизни в коммуне не заставит себя долго ждать — из объединения труда в добровольную ассоциацию удовольствий».

Г-н Блан коммунист, да или нет? Пусть он скажет один раз, вместо того, чтобы широко растекаться; и если коммунизм не сделает его более понятным, по крайней мере мы будем знать, чего он хочет.

«Читая дополнение, в котором г-н Блан счел целесообразным бороться с возражениями, которые были высказаны ему в некоторых газетах, можно лучше увидеть, что является неполным в его концепции, дочери как минимум трех отцов, сен-симонизма, фурьеризма, коммунизма, с помощью политики, и немного, очень немного, — политической экономии».

«Согласно его объяснениям, государство будет лишь регулятором, законодателем, защитником промышленности, а не производителем или универсальным производителем. Но поскольку он защищает исключительно народные цеха — чтобы уничтожить частную промышленность, он неизбежно приходит к монополии и возвращается к сен-симонистской теории, независимо от своего желания, по крайней мере, в отношении производства».

Г-н Блан не может этого отрицать: его система направлена против частной промышленности; и с его помощью власть силой своей инициативы стремится погасить все индивидуальные инициативы, запретить свободный труд. Соединение противоположностей противно г-ну Блану: поэтому мы видим, что, пожертвовав конкуренцией ради ассоциации, он еще жертвует и свободой. Я ожидаю, что это уничтожит семью.

«Тем не менее иерархия вышла бы за рамки выборного принципа, как в фурьеризме, так и в конституционной политике. Но все же эти народные цеха, регулируемые законом, будут ли они чем-то иным, нежели корпорациями? Что определяет положение корпораций? закон. Кто выпускает закон? правительство. Вы уверены, что он будет хорошим? Полноте! опыт показал, что никто никогда не слышал о том, чтобы закон регулировал бесчисленные происшествия в промышленности. Вы говорите нам, что он установит норму прибыли, ставку зарплат; вы надеетесь, что это будет сделано так, чтобы рабочие и капитал сосредоточились в народном цеху. Но вы не говорите нам, как будет установлен баланс между этими цехами, которые будут стремиться жить в коммуне, в фаланстере; вы не говорите нам, как эти цеха смогут избежать внутренней и внешней конкуренции; как они будут решать проблему перенаселения в отношении к капиталу; чем фабричные социальные цеха будут отличаться от тех, что работают на полях, и многое другое. Я знаю, что вы ответите: В силу конкретного закона! Но что если ваше правительство, ваше государство не знают, как это сделать? Разве вы не видите, что вы скатываетесь по откосу, и что вы обязаны придерживаться чего-то, что аналогично действующему закону? Это хорошо видно в процессе чтения вашего труда: вы заняты главным образом тем, чтобы изобрести власть, которая может быть приспособлена к вашей системе; но я заявляю, что, прочитав вас внимательно, я не думаю, что у вас есть четкое и точное представление о том, что вам нужно. Чего вам не хватает, как и всем нам, так это истинного представления о свободе и равенстве, которое вы не хотели бы игнорировать и которым вы обязаны пожертвовать, и некоторых мер предосторожности, которые бы вы приняли».

«Не зная природы и функций власти, вы не осмелились остановиться ни на одном объяснении; вы не дали ни малейшего примера».

«Согласимся, что цеха функционируют для производства, это будут коммерческие цеха, которые также будут заняты передвижением произведенного, будут производить обмены. А кто будет регулировать цену? Опять закон? На самом деле, я вам говорю, вам понадобится новое явление на горе Синай[196], иначе вы никогда не сможете заполучить ваш государственный совет, вашу палату представителей или ваш ареопаг сенаторов».

Эти размышления непобедимо верны. Г-н Блан, со своей организацией посредством государства, всегда обязан упоминать — с чего бы он хотел начать, и кто избавил бы его от необходимости создавать его книгу «Изучение экономической науки». Как замечает его критик: «Г-н Блан серьезно ошибается, когда выстраивает политическую стратегию с вопросами, которые не подходят для такого использования»; он решил предъявить требование к правительству, но ему удалось только лучше и лучше продемонстрировать несовместимость социализма с торжеством парламентской демократии. Его памфлет, полный красноречивых страниц, делает честь его словесности: что касается философской ценности книги, то она была бы такой же, как если бы автор ограничился написанием крупными буквами на каждой странице этого единственного слова: Я ПРОТЕСТУЮ.

Резюмируем:

Конкуренция как положение или экономическая фаза, рассматриваемая в ее происхождении, является необходимым результатом вмешательства машин, создания цеха и теории сокращения накладных расходов; рассматриваемая в своем собственном значении и в своей тенденции, она является способом проявления и осуществления коллективной деятельности, выражением социальной спонтанности, эмблемой демократии и равенства, наиболее энергичным инструментом создания стоимости, поддержкой ассоциации. — Как развитие индивидуальных сил она является залогом их свободы, первым моментом их гармонии, формой ответственности, которая объединяет их всех и делает солидарными.

Но конкуренция, оставленная самой себе и лишенная направления превосходящего и эффективного принципа, является лишь смутным движением, бесцельным колебанием промышленной мощи, вечно брошенным между этими двумя одинаково губительными крайностями, — с одной стороны, корпорациями и патронатом (покровительством), с помощью которых, как мы наблюдали, появились цеха, с другой — монополией, о которой пойдет речь в следующей главе.

Социализм, небезосновательно протестуя против этой анархической конкуренции, еще не предложил ничего удовлетворительного для ее регулирования; и доказательство, что встречается повсеместно в появившихся утопиях, — определение или социализация стоимости, брошенной на произвол, и то, что все реформы ведут иногда к иерархической корпорации, иногда к монополии государства, или деспотизму сообщества.

Глава VI

Эпоха четвертая. Монополия

Монополия, торговля, эксплуатация или исключительное пользование вещью.

Монополия является естественной противоположностью конкуренции. Этого простого наблюдения достаточно, чтобы, как мы заметили, разрушить утопии, чья мысль заключается в отмене конкуренции, как если бы она имела противоположность ассоциации и братства. Конкуренция — это жизненная сила, которая движет коллективным существом: уничтожить ее, если можно было бы такое предположить, означало бы убить общество.

Но в виду того, что конкуренция необходима, она подразумевает идею монополии, поскольку монополия подобна месту каждой конкурентной составляющей. Экономисты также продемонстрировали, и г-н Росси официально признал это, что монополия является формой общественного владения, за границами которой нет труда, нет продукта, нет обмена, нет богатства. Все владение землей является монополией; каждая промышленная утопия стремится к созданию монополии, и то же самое следует сказать о других функциях, не включенных в эти две категории.

Таким образом, монополия сама по себе не подразумевает идею несправедливости; более того, в ней есть нечто, что, будучи как общественным, так и человеческим, узаконивает ее: это положительная сторона принципа, который мы собираемся рассмотреть.

Но