Обучение в придворном манеже проводилось на личных лошадях Бирона, который имел завидную личную конюшню: в ней стояли «семьдесят прекрасных лошадей, по нескольку из всех стран»[1203]. Бирон же поспособствовал в доставке подходящих для кадетов немецких лошадей.

Каждому типу лошади, в зависимости от физической конституции и способностей, было суждено сыграть определенную роль в истории. Общим сложившимся требованиям к качеству лошади в начале второй трети XVIII столетия наилучшим образом отвечал германский тип лошади с «бараньей» головой, представляющий так называемых «лошадей барокко»[1204]. Немецкие лошади (голштинские, ганноверские, шлезвигские, ольденбургские, тракенские и т. д.), эффектные внешне, пышных форм, тяжелые и рослые, обладали не только особой конституцией, но и огромной силой, которая позволяла им легко и подвижно выполнять манежные элементы. Другой тип лошади барокко, испано-неаполитанский, был оставлен для парадных упряжек, но не для конного боя. В качестве новых школьных лошадей были выбраны именно немецкие лошади, идеальные для манежа и лучшие из возможных в России (о чем красноречиво свидетельствует их цена: за 9 немецких лошадей, выбранных лично Бироном, было уплачено 1600 рублей[1205], в среднем 178 р. за лошадь; при этом для штаб- и обер-офицеров закупались лошади от 100 до 200 р.). Одновременно Военным ведомством были куплены новые школьные седла взамен прежних строевых седел, «на которых кадеты удержаться не могут»[1206], не подходящих для начального обучения. Перемены, как и то, что ключевая роль в обучении была отдана профессиональному берейтору, сказались положительно. Корпус закономерно получил статус первого в России центра подготовки кадров для кавалерии.

Проверка «в какое совершенство [учители] привели кадетов в оных экзерцициях»[1207] проводилась дважды в год посредством системы частных и публичных экзаменов и смотров. Верховая езда вошла в программу первого экзамена наряду с танцами, ферхованием и рисованием. Правила экзаменовки разрабатывались при участии президента петербургской Академии наук И.‐А. Корфа, а также А. Остермана и А. Черкасского[1208]. Обучение завершалось получением аттестатов с указанием успехов в науках.

Так, «Дмитрий Яхонтов, вступил в Корпус 1732 года февраля 17, а выпущен 1740 года апреля 14 в армию в подпоручики с нижеследующим аттестатом: геометрию и практику окончил, в верховой езде имеет изрядную позитуру, фортификацию знает с атакой, во французском языке экспликует и переводит с немецкого на французский, немецкие письма сочиняет хорошо». «Отто Эссен, вступил в Корпус 1732 года апреля 4, а выпущен 1736 года ноября 4 в армию в подпоручики с нижеследующим аттестатом: имеет в плагеометрии начало, говорит, пишет и переводит хорошо по-российски, в верховой езде других гораздо искуснее, умеет нарочито танцовать и фехтовать; а притом и доброго поведения»; «Павел Яковлев сын Протасов, вступил в корпус 1732 года маия 23, выпущен 1740 апреля 14 в армию в прапорщики с нижеследующим аттестатом: переводит с немецкого на российский язык легких авторов, по немецки пишет посредственно, рисует ландшафты красками, фехтует в контру и вольтижирует, искусен в верховой езде, обучается регулярной фортификации с профильми»[1209]. «Верховой езде обучается в позитуру изрядно, ездит рысь и скачет», — дополнительно сообщал о достоинствах кадета Протасова другой источник[1210]. Выпущенные кирасиры были обучены «фехтовать в контру», «волтожировать», «ездить шпорами и стременами», «обучать и дрезировать лошадей»[1211].

Всего за годы пребывания Миниха на посту Генерал-директора Корпуса (с 1732 по 1741 г.) европейское образование в его стенах получили более 400 молодых дворян[1212]. Рыцарство было избрано военным политиком в качестве идеи, объединяющей времена и культуры. Создание корпуса стало одной из важнейших государственных мер по формированию военной российской элиты и одновременно по усвоению страной западноевропейской культуры.

Восемнадцатый век в истории русской лошади можно с полным правом назвать эпохальным периодом. Именно в это время она переживала наиболее драматические моменты своего существования. Как уже отмечалось, петровские войны почти полностью поглотили племенные конские ресурсы России. Необходимость их возрождения осознавалась, но в первой трети столетия какие-либо серьезные реформы в этой области не проводились.

С первых лет царствования Анны Иоанновны 33 драгунских полка, сформированные еще при Петре I[1213], были усилены тяжелой кавалерией (конной гвардией в 1730 г. и кирасирами в 1733 г.) «как то при Римских цесарских войсках имеется»[1214]. Полки комплектовались рослыми и сильными людьми, которые могли бы вынести тяжесть форменных железных лат; их предполагалось посадить на крупных лошадей возрастом от 3 до 6 лет, подобранных под стать всадникам[1215], по примеру прусских кирасир, которых называли «колоссами верхом на слонах»[1216]. С учреждением тяжелой кавалерии вопросы снабжения армии строевыми лошадьми, в том числе и тяжелыми верховыми немецкого типа, и восстановления фактически упраздненного Петром I коннозаводства стали еще более острыми.