— Ты уверен? — донесся до нас голос отчима. Он был в ярости, и, кажется, с трудом сдерживался.

— В том, что кто-то слил всю информацию по сделке? — усмехнулся другой мужчина, кажется, отец Сержа. — На все сто. Об этом знал ограниченный круг лиц. Ограниченный, Костя. Понимаешь, что это значит?

— Понимаю, — сквозь зубы ответил отчим.

— Кто-то слил нас. Кто-то из самого близкого окружения. Нужно копать, чтобы найти крысу.

От этих слов мне стало не по себе, и я сама не заметила, как сильнее сжала ладонь Игната, который не отпускал меня. Он, будто поняв мое состояние, положил руку мне на живот, и я забыла, как дышать от охватившего меня волнения — но уже другого.

— Константин Михайлович, для начала мои парни проверят ваш кабинет не предмет прослушки, — раздался третий мужской голос, мне незнакомый. — И компьютер с телефоном. Будем разбираться. Найдем того, кто слил инфу. Не переживайте.

— А чего переживать, Антон? — со злым весельем в голосе спросил отчим. — Все, что могло случиться, уже случилось. Контракт уплыл, китайцы не будут с нами работать. Мы попали на крупные бабки.

— Так, Антон, пусть твои парни работают, а мы с тобой, Костя, выпьем, — решил отец Сержа. — Тебе нужно расслабиться.

— Да как здесь расслабиться? — рявкнул отчим. — Я столько вложил в это дерьмо сил! Пахал днями и ночами! Да вы все пахали! А эта тварь перехватила и инвесторов, и сделку! Через три дня мы должны были подписывать контракт в Шанхае, а сегодня ночью я узнаю, что вместо меня это сделал Адасевич!

Костя замолчал, и в этом молчании горечь чувствовалась сильнее, чем в его криках. Случилось что-то нехорошее, такое, что подкосило даже такого сильного человека, как мой отчим.

— Дружище, коньяк или виски? — только и спросил отец Сержа.

— Водку, — ответил Костя устало.

Они замолчали, и было слышно лишь то, как неразборчиво переговариваются в кабинете отчима сотрудники его службы безопасности. Мое сердце тревожно билось, словно забыв, что еще недавно трепетало от прикосновений Игната.

— Идем, — шепнул мне сводный брат и мягко подтолкнул в сторону.

Мы подошли к двери моей спальни и остановились. Наши взгляды перекрестились, и я с трудом сдержала себя от того, чтобы положить ладонь на лицо Игната. Каким он был красивым в полутьме коридора… Каким родным. Его губы, его глаза, даже линия подбородка — все. Разве так может быть? Разве может человек казаться таким… своим?

Мой мальчик.

Я хочу, чтобы он был только моим.

Но… Только это возможно?

— Извини, — сказал Игнат вдруг. — Это было неправильно, да?

— Это было неправильно, — тихо согласилась я.

Это было прекрасно.

Он взъерошил волосы, закусил губу.

— Мне стало теплее, Яра. Несмотря на то, что от тебя я ничего не получил. — Он улыбнулся. — Слушай, я сегодня выпил лишнего. И могу быть самим собой, хотя завтра пожалею об этом. Ты мне нравишься. Честно. Я по тебе с ума схожу… Сходил. Но ты же понимаешь, да? Я не могу быть с тобой.

Его пальцы дотронулись до моей скулы, но Игнат тотчас одернул их.

— Отец не позволит, чтобы мы спали, — продолжал он тихо. — Мы ведь брат и сестра в его глазах.

— Но это не главное, — мягко оборвала я его. — Верно?

Игнат чуть помедлил.

— Верно. Твоя мать разрушила жизнь моей матери. Я не могу так ее предать. Понимаешь? Хотя… Не понимаешь. Да я и не прошу, чтобы понимала. Но если она узнает, то… Вдруг снова что-нибудь сделает с собой? — в его голосе послышалась беспомощность, от которой мне стало страшно. За него страшно, а не за его мать.

В его голосе не было ненависти и злости. Одна эта проклятая беспомощность, от которой внутри все сводило. Я знала, что Игнату больно. Очень больно. И мне было больно вместе с ним.

Я все-таки дотронулась до его волос, которые в полутьме казались почти черными. Ласково провела по ним, не сводя глаз с лица Игната. Странно, но в это мгновение я чувствовала особенную теплоту — легкую невесомую дымку нежности и заботы, которая накрывала с головой не только меня, но и его. Одно дыхание на двоих. Искренность.

— Мне действительно многое непонятно. Но мне жаль, что так вышло. Поцелуй меня на прощание, и мы будем делать вид, что ничего не произошло, — неожиданно спокойно сказала я, понимая, что не могу заставить Игната поменять решение. Пусть он справится со своим страхом, а я… Я буду ждать, когда он придет ко мне вновь.

Игнат стиснул зубы, но после склонился и прижался к моим губам. Это были другие поцелуи. Не возбуждающее желание обладать друг другом, а успокаивающие. Не заставляющие подчиняться и задыхаться от страсти, а неспешные, вдумчивые и неожиданно горькие. А может быть, все так же горчит виски на его губах?

Завтра мы оба сделаем вид, что все забыли? И безумие этой ночи останется в прошлом?

Моя рука скользнула с его плеча на грудь. Остановилась с левой стороны, там, где сердце. Мне хотелось ощутить его биение. Запомнить.

Волшебство момента закончилось.

— Надеюсь, что я действительно хотя бы чуть-чуть согрела тебя, — прошептала я. — Теперь пойду спать.

Я вошла в свою спальню, чувствуя, как душа разваливается на кусочки, и уже хотела было захлопнуть дверь, но Игнат не дал мне этого сделать. Схватился за ручку, не позволяя закрыться.

— Ярослава, — услышала я его приглушенный баритон.

— Что? — тихо спросила я.

— Я не играл с тобой. Понятия не имел, кто ты такая. Просто ты мне очень понравилась. И я… Хотел быть с тобой. Даже купил все те книги… — Снова горечь — только теперь в его голосе.

Это признание стало для меня злым откровением.

Лучше бы он этого не говорил! Лучше бы я и дальше могла иметь возможность обвинять Елецкого в подлости!.. Но он забрал у меня эту возможность.

Что ж, искренность за искренность.

— А у меня