виновата только ее мать. Ее мать и его отец. А она… Она такая же жертва обстоятельств, как и он сам. Его милая девочка, с которой он не сможет быть — чувство вины загрызет его заживо. Малышка, которую заставили стать его младшей сестрой.

Игнат признался, что не знал, кто она такая, и тотчас почувствовал себя идиотом. Но в ответ Яра тоже призналась — сказала, что ни с кем не встречается, и ему вдруг стало гораздо легче. Словно они оба оголили перед друг другом души. Стали на равных. Один — один.

Она не стала просить его о чем-то, уговаривать или соблазнять. Просто приняла его слова, полные боли, как данность. И это тоже его сразило.

Зачем она так с ним поступает? Почему такая хорошая? Он не заслуживает. В их несостоявшейся паре козел — это он.

Вспоминая поцелуи на кухне, Игнат прикрыл глаза. Перед ними все еще стоял ее образ.

Это точно виноват виски! Во всем виноват он! Алкоголь винить было легче, чем себя.

Игнат откинул голову на подушку и в голове пронеслась новая фантазия — она обхватывает его не пальцами, а губами, горячими, мягкими и податливыми. И он мягко направляет ее, удерживая за распущенные волосы…

* * *

Я думала, что засну с трудом после всего того, что случилось, однако стоило мне положить голову на подушку, как я отрубилась. А когда распахнула глаза, в моей спальне было уже светло. Сначала я подорвалась с кровати, решив, что опаздываю в универ. Потом вспомнила, что сегодня воскресенье, и никуда ехать не надо. Села, всунув ноги в мягкие тапочки, потянулась к кружке с водой, которую обычно ставила рядом с кроватью, а потом… Потом вспомнила все, что было вчера.

Я и Игнат. Нестерпимый жар внизу живота. Фейерверки перед глазами. И обезоруживающая всепоглощающая нежность, от которой хотелось плакать. Не переставая думать о том, что произошло, я пошла в душ. И там, стоя под водой, задумчиво касалась себя так же, как касался Игнат вчера ночью. Не для того, чтобы получить удовольствие, а чтобы понять, как он это делал. И зачем.

Я ненормальная, раз позволила ему это. Или наоборот?..

Многое мне оставалось непонятным, однако одно я знала точно — нам нужно поговорить снова. Вчера все было слишком сумбурно, слишком странно, слишком глупо… И слишком больно. Может быть, при свете дня все будет иначе?

Боже, почему я так сильно хочу снова почувствовать его губы на своих губах? А еще хочу… отдать долг. Сделать приятное и ему.

Едва я представила то, как и где касаюсь Игната, как лицо начало гореть. Раньше я никогда не представляла, как столь откровенно касаюсь парней. Но что делать со своим странным желанием изучить его тело? Он ведь касался меня так откровенно… Почему я не могу сделать то же самое?

Нет, нам действительно нужно поговорить еще раз.

Приведя себя в порядок, я вышла из спальни и спустилась на первый этаж, ожидая встретить маму, которая в это время обычно готовила по воскресеньям поздний завтрак, но стала свидетельницей отвратительной сцены. В гостиной находились мама, Игнат и Костя. Мама стояла за спиной отчима, сжимая пальцами одной руки запястье другой. Она была, как и всегда, красива, только ее лицо казалось бледным. Костя, кажется, так и не спал, и под его глазами залегли темные круги, а губы были поджаты.

— Повтори еще раз, — сказал он Игнату, стоящему напротив. На его лице было написано презрение.

— Повторяю. Это она подставила тебя, — услышала я его голос. — Твоя новая женушка.

Глава 60. Обвинение

Услышав это, я застыла на месте, чувствуя, как кровь леденеет в жилах.

Его слова стали для меня ударом хлыста — хлестким, болезненным и внезапным. Вчера он называл меня по имени так ласково и чувственно, что мне хотелось счастливо улыбаться, а сегодня обвиняет мою мать в предательстве отчима. Да как он посмел?!

— Что ты сказал? — словно робот, повторил Костя. Его голос был глухим и безжизненным. А взгляд метал молнии — мне даже страшно стало. Отчим был словно непоколебимая скала, возвышающаяся над волнующимся морем.

— Мне в третий раз повторить? Отец, это она подставила тебя. Передала инфу Адасевичу, — процедил сквозь зубы Игнат.

— У тебя есть доказательства, сын? — спросил Костя.

— Доказательства? А тебе мало того, что я слышал? — сказал тот с вызовом. — Она разговаривала по телефону, — метнул он быстрый взгляд на маму, лицо которой было болезненно-бледным. — И сказала, что все сделала так, как он и просил.

— Что именно сделала? — почти ласково задал новый вопрос его отец. — Ты слышал?

— Нет. Но того, что я слышал, вполне достаточно, — вздернул подбородок Игнат. — В конце она сказала, что ее часть выполнена.

— То есть, на основе этого ты утверждаешь, что Лена предала меня? — Костя неожиданно схватил сына за плечо, и тот вздрогнул. — Я правильно тебя понял, сынок?

Игнат гневно уставился на отца.

— Правильно. Она та самая крыса, которую ты ищешь с ночи.

Еще один удар обжигающего хлыста. Я сорвалась с места и бросилась к маме, взяла ее под руку, стараясь показать, что я с ней. Только мама даже не взглянула на меня — продолжала смотреть на Костю и Игната. Я вдруг поняла, что ее трясет. Боже, бедная мама…

— Ты не лжешь? — спросил Костя тихо.

— Зачем? Думаешь, хочу оболгать твою любимую? — ядовито спросил Игнат. Он явно был зол из-за того, что отец не верил ему безоговорочно. И эта злость волнами исходила от него во все стороны — я чувствовала ее кожей, и сама начинала злиться. Да как он смеет?.. На мою маму?.. Ради чего? Зачем?

Воцарилась тишина — настороженная, оглушающая. Такая тишина стоит на кладбище вечерами, когда людей нет, по крайней мере, живых… Зловещая тишина.

Костя отпустил сына и повернулся к маме.

— Лена, — позвал он ее по имени. Как-то жалостливо позвал, будто не веря в это. — Это правда? Ты…

— Нет, — прошептала мама испуганно,