Джоан потянулась за стаканом, отпила глоток воды и продолжила чтение своих записей:

По какой-то непонятной причине полиция никогда не показывала фотографию Уидмера никому из других потерпевших. Суд не разрешил дать про него какие-либо показания, кроме того, что одна из жертв неуверенно опознала его и что он был замечен в этом районе. Между тем все эти данные не только имели отношение к делу и могли быть приняты в качестве доказательств, но и были необходимы присяжным для решения вопроса о виновности или невиновности Тайрона Бриггса в этих преступлениях.

— Мне все это непонятно, — сказала Джоан, убирая папку с документами обратно в портфель. — Разве мы печемся не о торжестве справедливости?! Как может полиция просто игнорировать другие версии, как они могли оставить без внимания показания семи свидетелей, которые не опознали Бриггса, как они могли не обратить внимания на полное отсутствие вещественных доказательств? Я была на первом процессе с начала и до конца, и мне стало понятно, что задача этого суда — не установить справедливость, а просто добиться победы. Сторону обвинения, похоже, нисколько не заботило, виновен Тайрон Бриггс или нет. Он присутствовал на суде, они загнали его в угол и сделали все возможное, чтобы ничто не помешало им выиграть дело. Просто выиграть. Когда вы так стремитесь к победе, некогда думать о справедливости.

Я не знала, что сказать. В других судебных процессах бывали случаи, заставлявшие меня задаваться аналогичными вопросами. Я взглянула на часы и поняла, что до начала занятий — до половины второго — у меня остается всего пятнадцать минут.

— Джоан, прошу извинить, к сожалению, я должна бежать, — сказала я.

Джоан проводила меня до машины и, к моему удивлению, крепко обняла меня.

— Спасибо, что выслушали, — сказала она. — Я понимаю, вы спешите, но позвольте мне просто сказать вам еще одну вещь. Я познакомилась с Тайроном Бриггсом. Я вызвалась осуществлять постоянный контроль за ним, когда его освободили из заключения в ожидании апелляции. Я провела с ним сотни часов. Вначале меня заботило установление справедливости, был такой период. Мне очень нужно было добиться справедливости, чтобы душа моя была спокойна.

Но когда я познакомилась с Тайроном и его семьей, я почувствовала, что увязла в этом эмоционально. Он самый чудный, самый милый парень, какого только можно себе представить.

Она так вздохнула, что я даже на мгновение испугалась, что она заплачет.

— Я не знаю, что вы можете для нас сделать, — сказала она, по-прежнему удерживая мою руку. — Мне просто хотелось, чтобы вы знали о распространяемых слухах и целенаправленном вранье, которые расползаются вокруг Тайрона. Но есть и еще одна вещь, — сказала она, порылась в своей сумке и вручила мне лист бумаги. — Я сняла копию с письма, которое Тайрон написал мне из тюрьмы. Можете прочитать его потом, когда будет время.

Я поблагодарила ее за прекрасный ланч и побежала на занятия. Через два часа, когда последний студент покинул аудиторию, я присела на один из столов и стала читать письмо Тайрона Бриггса. Оно было адресовано мистеру и миссис Спенсер.

Наша с Джоан беседа вывела меня из душевного равновесия. Я опасалась попасть под влияние эмоций Джоан и ее явной привязанности к Тайрону Бриггсу и чувствовала, что необходимо смотреть на это дело шире. Я решила позвонить своей близкой подруге Пай Бейтмен. На свете существуют люди (и Пай одна из них), которые считают, что если жертвы какого-либо инцидента указывают на конкретного человека как на виновника, то им следует верить. Шестеро очевидцев идентифицировали Тайрона Бриггса как нападавшего в Харборвью. Пай была бы солидарна с потерпевшими, и мне захотелось услышать, что бы она сказала в этом случае.

Пай — основатель Феминистского союза карате города Сиэтла (у нее черный пояс по карате), она уже восемнадцать лет руководит организацией «Альтернатива страху» и ведет занятия по самообороне для женщин, детей и пожилых людей, стремясь внушить им, что они не беззащитны и способны сами защитить себя в условиях нарастания агрессии в мире. Сама она об этой агрессии знает не понаслышке. Как-то ближе к вечеру, в мае 1986 года в Сиэтле, она пришла домой и застала там грабителя. В течение пятнадцати-двадцати минут эта женщина ростом меньше 160 см и весом 52 кг защищала свою жизнь от человека ростом выше 190 см, вооруженного охотничьим ножом. Он порезал ей руки и лицо, в том числе оба века, и оставил ее в почти бессознательном состоянии на полу комнаты, истекающую кровью.

Нейрохирурги сняли отек и снизили внутричерепное давление, а пластические хирурги, колдуя над ее лицом, восстановили поврежденные глазные ткани и скрыли синюшные шрамы. Но ярость против преступников и мягкого отношения к ним Фемиды прочно поселилась в ее душе. «Когда ты наконец начнешь работать на хороших парней?» — спрашивает она меня. Это стало рефреном в наших разговорах, а наши легкие усмешки просто маскируют существующую между нами напряженность.

Я позвонила Пай и рассказала ей о разговоре с Джоан и о своем смятении чувств в связи с делом Бриггса.

— При чем здесь чувства, Бет? — сказала она тоном, в котором неожиданно явно зазвучал ее гнев. — Не понимаю, как ты позволяешь чувствам оспаривать факты? Пятеро потерпевших и один очевидец опознали его — нападения происходили в дневное время, эти женщины могли рассмотреть его лицо, они разговаривали с ним, они же, господи, одна за другой сказали, что это он. Как ты можешь не доверять им? — Она понизила голос, и в нем появились холодные нотки. — Все, что я слышу, — это так называемая кампания Бриггса, какое-то невероятное проявление общественной поддержки Тайрона Бриггса. А скажи мне, кто воюет на стороне потерпевших? Пять женщин вынуждены были присутствовать на двух судебных разбирательствах и снова и снова повторять свои рассказы. И теперь, возможно, им предстоит снова испытать эту психическую травму, если Апелляционный суд постановит не признавать подсудимого виновным на некоем формально-юридическом основании.

Аргументы, представленные в апелляционных документах, не были формально-юридическими, но у меня не было желания спорить об этом с Пай.