Он явно был болен. При их приближении он медленно и с заметным усилием повернул голову.

Это был Джейкоб Марбер.

Элис тут же охватил страх. Рана в ее боку вспыхнула болью.

– Маргарет Харрогейт, – тихо произнес он.

Его голос лился медленно и тягуче, словно темный мед; шепот его будто эхом отражался со всех сторон царящей в комнате тьмы. Обнажив зубы, он как-то по-особенному посмотрел на молодую сыщицу.

– Ах, это Элис? – спросил он так, будто они были знакомы.

Она непроизвольно вздрогнула, прижав руку к раненому боку. Элис не привыкла бояться, и страх злил ее; она решила внимательно наблюдать за Марбером.

Глаза его постоянно оставались в тени – это было первое, на что она обратила внимание. Еще он был уверен в себе, даже слишком уверен, упивался своей сообразительностью. На нем был запятнанный черный костюм, а под ним – растрепанный шейный платок и рубашка с небрежно расстегнутым воротником, как у джентльмена, вернувшегося домой после чересчур бурной пирушки. На подушке рядом с ним лежали шелковая шляпа, перчатки и черный шарф, обычно скрывавший его лицо. Элис вспомнила, что видела их на пристани в нью-йоркской гавани. Подбородок Марбера покрывала черная, ухоженная и густая, как у кулачного бойца, борода, а глаза его обрамляли длинные и красивые ресницы. Однако кожа повелителя пыли была серой и выглядела старой – намного старше, чем у человека его возраста. Его тощая шея и общая худоба наводили на мысли о том, что он давно ничего не ел. Элис оглядела колонны и расставленные в торчащих из стен скобах свечи, но не заметила ни Коултона, ни Уолтера, ни кого бы то ни было еще. Если кейрасс находился здесь, то он, должно быть, решил скрыться где-то в тени. Очень осторожно она достала из кармана револьвер, взвела курок и направила оружие на лицо больного.

– Ах, – снова произнес Марбер.

И больше ничего. Если он и испугался, то не подал виду.

– Мы видели Коултона, – сказала Элис. – Видели, что ты с ним сделал.

– И что же? – Глаза Марбера блеснули. – Он умирал. Я спас его.

– Ты убил его.

– И все же он еще здесь, так же ходит по этой земле. Разве он мертв, Элис?

Запястья и руки Марбера покрывали татуировки, которые в свете свечи, казалось, двигаются.

– Боюсь, вы многого не понимаете. Я вам не враг. Я не желаю насилия.

Миссис Харрогейт протянула руку и осторожно, но твердо опустила револьвер Элис. Свои ножи она уже убрала.

– Как и мы, – сказала она.

– А я желаю, – возразила Элис.

Но миссис Харрогейт только оправила юбки и села в одно из кресел, положив сумочку на колени. Помедлив и угрюмо помолчав, Элис тоже села. Свой кольт она опустила на бедро, направив ствол в сердце Джейкоба Марбера.

Тот прищурил глаза, из уголков которых сочилась тьма:

– Вы удивлены, что я так плохо себя чувствую, Маргарет. Думаете, это из-за ребенка. Из-за того, что случилось в поезде. Но вы ошибаетесь.

– Возможно, – сказала миссис Харрогейт. – Возможно.

– Мое тело слабеет, потому что моя сила увеличивается.

Миссис Харрогейт долго молчала и наконец ответила:

– Твое тело слабеет из-за другра. Как и твой дух. В конце концов он пожрет тебя, как пожирает все. Такова его природа. Просто ты этого не осознаешь.

На лице Джейкоба мелькнула какая-то эмоция, но тут же пропала.

– Я делаю это не ради себя, – спокойно сказал он.

– Конечно нет. Ты делаешь это ради другра, – ответила миссис Харрогейт. – Ради него, и только ради него. Ты просто не понимаешь. Какое-то время ты был полезен ему, но скоро ты уже не сможешь ничего ему дать. Интересно, что с тобой станет, когда твой хозяин получит-таки ребенка?

– Она мне не хозяин.

– Ах, Джейкоб.

В голосе миссис Харрогейт прозвучала такая жалость, что Элис повернулась к ней, устремив на нее свой взгляд. Вдруг она увидела, как из тени медленно появляется бледная, как дым, фигура Фрэнка Коултона. Он стоял у отверстия туннеля, уперев длинные когтистые пальцы в бока.

– И где же клависы, Маргарет? – мягко прозвучал голос Джейкоба Марбера.

Элис с удивлением посмотрела на него.

– Клависы, – медленно произнесла миссис Харрогейт, словно размышляя, что сказать дальше.

Элис подумала, что лучше бы было солгать, что они ничего не знают, но решила пока промолчать.

– От клависов тебе не было бы никакого толку, Джейкоб. Даже если бы они и были у меня. А у меня их нет. Ребенка защищает глифик.

– Да, но это не может продолжаться вечно.

Марбер медленно провел рукой по усталому лицу. Из-под его пальцев тонкой дымкой поднималась сажа.

– Глифик слаб. Бергаст слишком долго пользовался им, истощая его. Ты знаешь, чего он хочет? Почему он делает все… это?

Марбер махнул рукой, как будто во всех несчастьях был виноват доктор.

– Наш добрый Коултон уже наведался к господину Фэнгу, – продолжил он, понизив голос. – Поэтому я знаю, что клависы находились у той кормилицы. Я знаю, что вы привезли ее сюда, в Лондон, и спрятали – даже от Бергаста. Я знаю многое, Маргарет, но лучше всего знаю вас. Какое еще оружие могло придать вам такую уверенность в том, что вы сможете победить меня?

Он одарил ее легкой недовольной улыбкой:

– И все же, даже несмотря на это… зачем вам рисковать им? Вот чего я не понимаю.

Миссис Харрогейт сложила руки; из-под локтей у нее поблескивали до нелепости длинные черные ножи.

– Ты себе льстишь, – сказала она. – Мы приехали в Лондон не ради тебя.

Марбер продолжил говорить своим мягким, ровным голосом; казалось, его мысли струятся как вода.

– Я не понимаю, почему Бергаст позволил вам отправиться на верную погибель. Если только время не на исходе…

– Я пришла отомстить, Джейкоб, – сказала миссис Харрогейт, будто желая раз и навсегда уладить вопрос.

Но ее слова его не впечатлили.

– Я так не думаю. Мне кажется, вы хотите как можно быстрее избавиться от меня. Но почему?

Он перевел свой напряженный черный взгляд прямо на миссис Харрогейт.

Элис ощутила глухую угрозу. Его глаза медленно засияли.

– О, – пробормотал он. – Разве что?.. О да. Конечно, так и есть.

– Что «так и есть»? – спросила миссис Харрогейт почти невольно.

Марбер бросил на Элис взгляд, полный превосходства, как будто это была игра и он разгадал загадку. Затем снова повернулся к миссис Харрогейт:

– Глифик наконец-то умирает, не так ли? Скоро Карндейл окажется беззащитен. Орсин разорвется. И закрыть его будет уже нельзя.

– Ты сошел с ума, – прошептала миссис Харрогейт.

– Разумеется, – едва слышно ответил Марбер, наклонившись вперед.

Но по виду своей напарницы Элис догадалась, что он не ошибся. Элис не понимала, что такого в том, что «глифик умирает», но ей было очевидно, что это сообщение обладает огромной важностью. Миссис Харрогейт как будто только сейчас в полной мере осознала, что Бергаст скрывал от нее. Вид у нее был опустошенный.

Элис осмотрела помещение. Оно располагалось глубоко под землей. Выход из него был только один, и его преградил Коултон. В ответ на страх в ее ребрах снова вспыхнула боль. Внезапно она все поняла.

– Это ловушка, – пробормотала она и встала.

Скрип кресла отдался во мраке эхом.

– Он знал, что мы придем. Он заманил нас сюда, он хотел, чтобы мы его нашли.

– Совершенно верно, – спокойно сказала миссис Харрогейт.

Элис подняла пистолет.

Ей хотелось выстрелить ему прямо в глаз. В своей жизни она стреляла во многих мужчин; движения ее были быстрыми и выверенными, а пуля всегда попадала в цель. Но когда она для равновесия сделала шаг назад, злоба и озадаченность на лице Марбера в мгновение сменились зловещим осознанием.

А затем произошло нечто необычное. Он взмахнул рукой, совершенно непринужденно, как будто отгонял осу, – и запястье Элис дернулось в ответ. Ею как будто овладела чужеродная сила, без труда заставлявшая ее действовать по своей прихоти, – это шокировало сыщицу. Пистолет отскочил в сторону, исчезнув в темноте.

Марбер серьезно вглядывался в нее, не опуская руку. Он повернул свое запястье – и запястье Элис тоже повернулось. Она с ужасом следила за происходящим, собственная рука казалась ей чужой, как будто Элис наблюдала, как кто-то похожий на нее играет на сцене.

Марбера это зрелище, похоже, заворожило.

– О, как это возможно? – прошептал он и медленно, неуверенно поднялся на ноги.

Он выглядел таким болезненным, таким нездоровым. Между колоннами по-прежнему стоял Коултон, бледный, безволосый, неподвижный.

– Ну конечно. Поезд. Моя пыль.

– Оставь. Меня. В покое!

С огромным усилием, стиснув челюсти, Элис сжала кулак и дотронулась им до ребер. Ощущение было такое, будто путь ей