и выжить в потустороннем мире. И вернуться живым. Но не только таланту. Сила артефакта такова, что он защищает всякого, кто желает пересечь границу между мирами. С любой стороны.

Чарли моргнул:

– Вы хотите сказать…

– Да, и другра тоже. С ней он был бы защищен здесь. В нашем мире.

Чарли провел пальцем по мягкому дереву. Тонкая резьба походила на следы, оставленные жуками-древоточцами. Каждая пластина была разной. На ладони перчатки был выбит тот же герб, что и на кольце его матери и на воротах Карндейла. Сдвоенные молоты на фоне восходящего солнца. Дерево на ощупь было мягким и теплым, а железо – гибким. Даже эта копия казалась безмерно древней. Чарли протянул перчатку Марлоу, который вернул ее доктору Бергасту.

Тот посмотрел на нее, и лицо его снова потемнело.

– Красивая вещица, не так ли? Однако настоящая перчатка была утеряна много лет назад. По ту сторону орсина.

– И вы хотите, чтобы мы ее нашли, – сказал Марлоу.

Бергаст осторожно кивнул:

– Вы должны найти ее до того, как умрет глифик. Пока орсин еще можно контролировать.

– Почему мы? – нахмурился Чарли.

– Потому что вы оба… необычные мальчики. Ты, Чарли, хаэлан. Твое тело, благодаря твоему таланту, поддерживает себя и восстанавливается. Ты можешь оставаться в том мире намного, намного дольше любого другого таланта. А ты, дитя, – сказал он, снова устремляя свой жуткий взгляд на Марлоу, – ты совсем другое дело.

Марло взирал на него широко распахнутыми глазами.

– Ты уникальный случай. В тебе есть искра орсина. Ты его частица. Потому что появился на свет по ту его сторону. Именно там твоя мать родила тебя, а Джейкоб Марбер убил ее. Ты можешь находиться там сколько пожелаешь. Орсин не причинит тебе вреда.

Мальчик уставился на доктора Бергаста с отвисшей челюстью:

– Мою маму?..

– Убили. Да. Ты не знал?

Доктор Бергаст холодно улыбнулся, и в уголках его глаз блеснули искорки удовлетворения.

– Она была замечательной женщиной, доброй. И любила бы тебя больше всего на свете. А Марбер отнял ее у тебя, у всех нас. А потом попытался забрать и тебя. Если хочешь отомстить за нее, если хочешь заставить его страдать… тогда послушай меня. Принеси мне эту перчатку, и я уничтожу с ее помощью его хозяина, другра.

Когда мальчики ушли, Генри Бергаст осторожно положил копию перчатки обратно в металлическую коробку, открыл другой ящик и вынул оттуда связку тяжелых железных ключей. Подойдя к одной из дверей своего кабинета, он отпер ее, зажег от настенного светильника фонарь и пошел вниз по скрывавшейся за ней каменной лестнице. Шаги его глухо отдавались от уходящих в землю ступеней, которые вели к толстой дубовой двери.

За ней скрывался сводчатый подвал – построенное много столетий назад тайное помещение, в котором католические священники спасались от преследований короля. Бергаст давно переделал его под свои нужды. О существовании этого подвала знали только он и его слуга Бэйли. Здесь, глубоко под землей, в этих высеченных из скалы стенах, царила сырость.

Отперев дверь, Бергаст посветил в темноту фонарем. Изнутри послышался тихий звон цепей и щелкающие звуки, напоминающие шум крыльев насекомого. У дальней стены за руки было подвешено существо, опустившее голову на грудь. От него исходило ужасное зловоние.

– Мистер Ластер, – спокойно сказал Бергаст. – Могу я снова называть вас Уолтером?

Лич поднял лицо и моргнул своими водянистыми глазами, в которых, помимо проблесков интеллекта, проскальзывало что-то быстрое и жестокое, уже не человеческое. Он наблюдал за посетителем.

Бергаст повесил фонарь на вделанный в потолок крюк и, засунув большие пальцы за вырезы жилета, посмотрел на лича. Затем он подошел к маленькому столику в углу и взял блюдо с некой черной субстанцией, похожей на жвачку.

Уолтер, не отрывавший от него взгляда, тихонько заскулил.

Но Бергаст не собирался заставлять его мучиться. Нет, меньше всего – и в глазах, и даже в жестах доктора чувствовалась испытываемая им жалость – он хотел бы для бедного Уолтера страданий. Больше всего Генри Бергаст желал, чтобы Уолтер перестал страдать. Или позволил ему в этом помочь. Для этого нужно было всего лишь ответить на кое-какие вопросы. И мучения тотчас прекратились бы. Так просто и понятно…

Тут доктор перехватил быстрый, полный отвращения взгляд Уолтера. В глазах его мелькнул и исчез, словно юркнувшая под камень ящерица, огонек.

– Значит, Джейкоб хотел, чтобы миссис Харрогейт тебя поймала? – спросил Генри Бергаст, начиная очередной ночной допрос.

– Нет.

– Но так ты сказал мне в прошлый раз. Это была ложь?

Уолтер облизал губы и, содрогаясь всем телом, ответил:

– Джейкоб знал, что она… приведет нас… к тебе.

– Значит, твоей целью был не ребенок? Он не посылал тебя убивать мальчика?

Лич что-то прошептал себе под нос, но Бергаст не уловил его ответа.

– Уолтер?

– Уолтер, Уолтер, маленький Уолтер… – эхом прошептало существо.

Бергаст смотрел на него с нетерпением:

– Значит, он не посылал тебя убить Марлоу, Уолтер?

Тот покачал бледной безволосой головой. Под сковывающими запястья железными наручниками показались тонкие кровавые полосы.

– Джейкоб… знает. Он знает, где мы… Вот почему мы здесь, да. Он хочет этого.

– О, Уолтер, – печально пробормотал Бергаст. – И ты веришь, что он хочет для тебя такой участи?

Доктор с глубоким разочарованием окинул взглядом мрачную камеру, цепи, маленькое блюдце с недокуренным опиумом:

– Думаю, нет. Нет. Ты здесь потому, что Джейкоб бросил тебя. Никакой другой причины быть не может. Джейкоб бросил тебя на погибель, потому что ты ему больше не нужен. Но мне ты полезен. Я спас тебя, привел сюда. Мне, конечно, больно это говорить, но Джейкоб тебя не любит. Больше не любит. Ты подвел его, и он презирает тебя за это.

Уолтер кашлянул, в свете фонаря сверкнули его игольчатые зубы. Лич снова содрогнулся всем телом:

– Но он идет… он идет сюда…

– Это невозможно. Ты же знаешь, что ему это не по силам.

– Голоса, – прошептал Уолтер. – Они разговаривают с нами, они обращаются к нам…

Бергаст шагнул ближе, рассматривая когтистые пальцы лича, глубокие раны на его безволосом туловище, его ужасные влажные красные губы. И зубы. Это существо разорвало бы его на куски при первой же возможности.

– Что говорят тебе голоса, Уолтер?

– Он знает, что они придут за ним. Женщины. Джейкоб знает.

– О ком ты говоришь?

– Миссис Харрогейт. И другая.

Бергаст нахмурился. Это было неожиданно. Всякий раз, едва он приходил к мысли, что все вылетающее из уст лича – это лишь бред безумца, появлялась какая-то странная подробность, заставлявшая его изумляться.

Он решил сменить подход.

– Должно быть, тебе так обидно, – сказал он с сочувствием. – Джейкоб не знает, насколько сильно ты ему нужен. Если бы ты только мог дать ему что-то, чего он страстно желает, что-то, что покажет ему твою преданность. Тогда бы он пришел за тобой, не бросил бы тебя. Что бы ты дал ему, Уолтер, если бы мог? Чего Джейкоб хочет больше всего?

Уолтер поднял голову. Его глаза, отражавшие свет фонаря, теперь казались умными и спокойными.

– Карндейл, – прошептал он. – Да. Мы бы отдали ему Карндейл. А потом тебя.

За всю обратную дорогу через мрачный особняк Чарли не проронил ни слова. Уж слишком много всего на него навалилось: все эти странные рассказы об орсине и другре, ужасные сведения о матери Марлоу, путешествие на остров, Паук, тяжелая шипастая перчатка Бергаста. Мальчики пересекли прохладный двор и снова вернулись в здание, поднялись по большой лестнице под витражными окнами и прошли мимо двери мистера Смайта. По-прежнему не говоря ни слова. Из-за стены доносился храп учителя. Чарли беспокойно поглядывал на Марлоу, но мальчик был погружен в свои мысли. Он был словно озабочен, или опечален, или попросту разочарован. Чарли его не винил. Как приемный отец или наставник Бергаст явно разочаровал его. Он вспомнил, о чем его предупреждала Рибс, когда он выходил из лодки, но не стал говорить об этом Марлоу. Раздеваясь, они молчали; молчали, пока мыли шеи и лица, молчали, когда забрались в постель. Они одинаково сложили руки за головой и уставились в темный потолок. Занавески колыхались, как будто в их складках кто-то был.

– Мар? – наконец прошептал Чарли. – Как ты?

Вопрос был глупым, и, едва только слова