них психиатром в начале 1970-х. Наконец, сотрудники научились ничего не обсуждать с Мастерсом, а его решимость стала поводом для шуток среди персонала. «Билл мог взглянуть на человека, велеть: “Ну-ка, эрекцию!” – и она наступала», – со смехом говорил доктор Роберт Мейнерс. В 1980-х Мейнерс стал заместителем директора.

Изначально Колодни не сомневался, что программа позволит вылечить любого. С большим вниманием к деталям он изучил все личные дела пациентов из двух предыдущих книг, прослушал записи, и был уверен в результатах. «Я почти поверил – если Билл говорил, будто конверсионная терапия эффективна, то кто я такой, чтобы сомневаться?» – вспоминал он. Колодни было дано такое же пространное объяснение, что вся конверсионная терапия проводится в доме в Ладью. «С тех пор как я стал у них работать, с 1968 года, я не помню ни одного случая проведения в клинике конверсионной терапии для гей- или лесби-пары, – говорил он. – Когда я спросил Билла, где записи сеансов конверсии, он сказал: “О, мы их здесь не храним”. Никто из сотрудников не слышал и не присутствовал на обсуждениях реальных сеансов конверсионной терапии. Это встревожило меня, когда Билл объявил, что пишет книгу».

Незадолго до публикации книги Колодни попросили о помощи в ее подготовке. В разделе с благодарностями на первое место были вынесены «выдающиеся способности Роберта С. Колодни, тщательно проанализировавшего этот текст». Понимая ограниченность своего писательского таланта, Мастерс попросил Колодни пройтись по врезкам с описаниями отдельных случаев по всему тексту и сделать их более читабельными. Во всех предыдущих книгах приводились аналогичные профили пациентов, без упоминания реальных имен. Учитывая сложную природу гомосексуальности, нужно было больше ярких примеров из жизни. В книге, например, приводился «Отчет: Пара 10», в котором на двух страницах описывался случай некоего Р., «30 лет, 6 по Кинси». В истории было сказано, что Р. был «полностью гомосексуален» – настолько, что, «испытывая острое желание, бродил по ближайшим барам и общественным туалетам». Потом Р. встретил и «полюбил» девушку 23 лет, с которой у него были общие интересы, включая игру на фортепиано. В итоге он жил с этой абсолютно гетеросексуальной женщиной – «0 по Кинси» как показатель ориентации – десять месяцев, а потом женился на ней. Спустя 18 месяцев их брак так и не стал полноценным. «Несмотря на все сексуальные попытки жены, Р. так и не смог достичь устойчивой эрекции», – сообщалось во врезке. Мастерс и Джонсон давали комментарий по поводу Р. и его жены:

«Конверсия произошла. Он успешно совершил половой акт уже на десятый день терапии. Дальнейших осложнений у пары не возникало. В семье есть дети, Р. работает клиническим психологом, оба партнера описывают брак как успешный. Конечно, данный случай является скорее исключением, нежели правилом в сексуальных отношениях между мужчиной с 6-ю баллами по Кинси и женщиной с 0-м баллов по Кинси. Как было подчеркнуто, ограничения для конверсии или отката к гетеросексуальности зависят не только от того, насколько клиент мотивирован измениться в гетеросексуальную сторону, но также от потенциальных выгод, которые даст такая конверсия».

Когда Колодни попросил почитать личные дела и послушать записи случаев, приведенных в книге, ему было отказано. Как знали и сотрудники, и пациенты, буквально все сказанное во время сеансов терапии записывалось на бобины для защиты участников. «На случай, если кто-то из пациентов обвинит терапевта в совращении или чем-то подобном, у нас были записи. И они знали об этом, – объяснял Колодни. – Билл знал, что это хорошая правовая защита». Так что отсутствие записей в такой шаткой ситуации казалось странным.

Работа шла, и Колодни начала подозревать, что часть (если не все) из описанных 67 случаев – не вполне правда. Детали Мастерс восстанавливал по памяти или вообще выдумывал. «Тогда мне казалось – и кажется все последующие двадцать семь лет, – что реальных клинических случаев у них было меньше, чем они привели в тексте, – говорил Колодни. – Во всей книге был какой-то элемент преувеличения и даже выдумки ради большей убедительности». Хотя Колодни был главным союзником Мастерса в клинике и восхищался им, он не мог найти другого объяснения. В его обязанности входило рассмотрение заявок от пациентов и подбор терапевтов, однако на сеансах сам Колодни ни разу не присутствовал.

Получив черновик рукописи, Колодни попытался улучшить стиль и сделать врезки с историями пациентов более достоверными. «Я прочел их и сказал Биллу, что они какие-то ненастоящие – все одинаковые, так что мы решили добавить немного красок, – рассказывал Колодни. – Мы добавляли детали, не имеющие отношения к самим историям. Я вставлял фразы, не связанные с фактическим материалом. Создавал подобие композиции. Речь шла только об их читабельности».

Наконец, Колодни осознал масштаб проблемы и в частном порядке обратился к Джонсон, выражая беспокойство. Он подошел к разговору крайне осторожно, не зная, чего ожидать. В то время Колодни считали протеже Мастерса, его потенциальным преемником. Отношения Колодни и Джонсон всегда были шаткими и зависели от того, насколько Мастерс в него верил. Критика в адрес ее мужа, особенно за спиной самого Билла, могла спровоцировать ответную агрессию и даже ярость Джини. Когда же Колодни поговорил с ней, Джонсон сразу признала, что положение затруднительное. У нее были примерно такие же подозрения насчет теории конверсии Мастерса. «Она сразу поняла, что я имею в виду, – вспоминал Колодни. – Джини не нравилась книга. Ее как будто привязали к рельсам. Я сказал ей, без экивоков, какой будет реакция на книгу – профессиональные насмешки, публичное возмущение, обвинения в высокомерии, нападки со стороны борцов за права геев и психиатрического сообщества – да из каждой щели, кроме разве что упершихся в Библию консерваторов, которые скажут: “Вот, а мы говорили – все гомосексуалисты изменились бы, если бы хотели!”»

Перспектива публично опозориться и быть уличенной в подлоге очень расстраивала Джонсон. Всю свою взрослую жизнь она боролась с насмешками над своей репутацией и профессиональной подготовкой. Она намного лучше Мастерса чувствовала политические и общественные настроения вокруг и понимала потенциальные угрозы от выдвижения недоказанной теории. Со слезами на глазах она призналась Колодни, что не хочет быть указана соавтором.

– Я не хочу, чтобы меня запомнили и осудили за этот идиотизм, – почти театрально стонала она. – Он написал полную чушь! Все выдумал!

Она даже подумывала потребовать, чтобы на обложке книги автором был указан только Мастерс, с уточняющей надписью «основано на совместном исследовании с Вирджинией Э. Джонсон». Но такая оговорка вызвала бы еще больший скепсис. Она попросила Колодни как-то оттянуть срок публикации. Возможно, со временем можно будет исправить или смягчить какие-то из ошибок.