Тихо, крадучись вдоль стенки, она вышла в коридор, еле слышно ступая, выскользнула за дверь. И почти не дыша, прикрыла её, молясь Матери-Волчице, чтобы Тёма ничего не услышал, не почувствовал.

А потом перекинулась и серой молнией понеслась в посёлок, к родительскому дому.

Тенью перебравшись за ограду, Серафима сразу свернула в сторону от главной поселковой дороги. И, как воришка, дальше пробиралась задами — по пустым в это время года огородам, за сарайчиками с дровами и лишним в доме скарбом, по узким, почти не посещаемым взрослыми оборотнями, закоулкам. К счастью нарваться на вездесущих волчат ей не грозило — время было достаточно позднее, и матери давно разобрали мелочь по домам. Уж те, глазастые и любопытные, появление дочери вожака не проморгали бы! И весть, что девушка вернулась, добралась бы до родителей быстрее, чем сама Серафима.

Уф! Вот и особняк!

Пригнувшись, поминутно оглядываясь и прислушиваясь, волчица вскарабкалась на крыльцо отчего дома, приоткрыла незапертую дверь и торопливо скользнула внутрь.

На её удачу искать матушку не пришлось, Луна стаи как раз вышла из кухни в прихожую.

— Мама, это я. Т-ш-ш! Я на полчаса, не больше — с тобой хочу поговорить. Папе знать не нужно, — вполголоса протараторила дочь, предваряя реакцию матери.

— Сима! — ахнула Валентина, с опаской покосилась в сторону кабинета мужа и понизила голос. — Случилась что? Где Артём? Тебе же пока нельзя в посёлок! Что все скажут, когда увидят твою метку?

— Поэтому никто не должен знать, что я приходила. Духами, что ли, побрызгаешь тут и пол хорошенько вымоешь, чтобы папа не учуял.

Мать прикрыла рот ладонью и всхлипнула.

— Сделаю, всё сделаю, как скажешь! Пойдём в кухню, что ли? Отец туда не заглянет. Какой позор! Симочка, как же это, а?

— Дома никого нет из посторонних? — скоровоговоркой перебила мать Серафима.

— Только мы с отцом и мальчики. Отец у себя, он раньше чем через полтора — два часа оттуда не выйдет, отчёты у него. А дети уже спят, я полчаса назад к ним заходила, — ответила Валентина.

— Всё равно лучше поговорить тут, на пороге. Меньше моего запаха останется, меньше мыть и меньше вероятности, что утром отец или братья учуют, что я приходила, — ответила молодая волчица.

— Как скажешь. Но что, всё-таки, случилось, Сима? — мать с тревогой всматривалась в лицо дочери.

— Что случилось, спрашиваешь? Стешка случилась, — зло выплюнула младшая сестра. — Вернее, её алчность и зависть. Крутила голову сразу двум волкам. Тёмку моего как запасной вариант держала, если Ардарский не клюнет. И вот она вся в шоколаде, а я у разбитого корыта.

— Почему у разбитого корыта? Ты же…

— А то ты не видишь, — волчица раздражёно провела рукой поверх метки.

— Да, Виктор рассказал. Но надеялась, что Тёма опомнится, одумается. И ты получишь статус его пары, — вздохнула Валентина. — К сожалению, вижу, что ничего не изменилось. И от тебя совсем не пахнет волком. Вы спите вместе или…

— Или! Артём меня к себе не подпускает и сам не приближается. А всё почему? Да потому что до сих пор надеется забрать сестру! Из-за этого смотрит на меня, как на пустое место, и никакую семью со мной строить не собирается. Что я только ни делала!!! Он верит, что Стешка к нему вернётся, понимаешь? В общем, мама, мне нужна ваша помощь!

— Чем мы можем помочь? — подобралась мать и снова покосилась в сторону кабинета альфы. — Всё-таки, пошли на кухню, не могу я так — как шпионы какие. Будто ты чужая, будто твой запах — нечто инородное для нашего дома! Сядем, спокойно обсудим всё, а потом я тщательно вымою пол и там и тут. Ничего лишнего отец не унюхает, не переживай!

Серафима бросила взгляд вправо — в сторону кабинета отца, потом на лестницу на второй этаж. И кивнула.

— Ладно, идём.

Через несколько секунд Валентина плотно прикрыла дверь кухни и, придвинув ближе к ней табурет, опустилась на него.

— Слушаю, дочка.

— Мне нужно, чтобы до Артёма дошёл кое-какой слух про Стешу. Но не в лоб, а так, будто никто ему ничего говорить не собирался, случайно вышло, что волк услышал. Понимаешь?

— Не очень, но ты продолжай, я постараюсь уловить суть.

— Через три дня отец второй раз приедет к нам с продуктами. Как и в прошлый раз, мой волк будет таскать сумки в дом, а мы с папой сядем в комнате. Поговорить. Мне нужно, что бы он, как бы между прочим, рассказал следующее…

— Не выйдет, — после секундного замешательства, произнесла Валентина. — Стой, не прыгай. Сначала выслушай. Мысль твою я уловила, но если ты хочешь, чтобы о новости узнал только твой волк, и как бы, случайно, отца подключать ни в коем случае нельзя!

— Почему?!

— Потому что Виктор не к вам помчится, а к Стефании. Я бы тоже туда поехала, если бы узнала, что моя старшая собралась подарить мне внука.

— Но мама, речь-то не об этом! Я понятия не имею, что там у Стешки. И, скажем прямо, даже знать этого не хочу! Мне нужно, чтобы поверил Артём, ты же понимаешь, какое впечатление на него произведёт эта весть?

— Да, конечно. Но ты сильно рискуешь — что если это дойдёт до Ардарского?

— Это да, — Серафима представила реакцию Бориса и поёжилась. — Поэтому я не хотела посвящать отца. Но как тогда донести слух до Артёма? Если я ему просто расскажу такое, он мне не поверит.

— Я сама приеду, — кивнула своим мыслям Валентина. — Это будет лучшим выходом. Надеюсь, мы не пожалеем.

— Сама? Ну… хорошо. Не пожалеем — всё ради моего счастья, мама! Значит, до послепослезавтра?

Вернувшись на «дачу», Сима прислушалась к тишине дома и облегчённо выдохнула — Артём спит! Не заметил её отсутствия… Что ж, Мать-Волчица им благоволит! Скорее бы наступил назначенный день…

Два дня волчица маялась, поминутно бросая взгляд на часы. Но как специально, время тянулось так медленно, словно вместо двадцати четырёх часов в сутках внезапно стало втрое больше.

Но наконец наступило утро третьего дня.

— Сегодня к нам приедут… папа приедет. Уже скоро, так что, пожалуйста, не уходи никуда, — с запинкой, едва не проговорившись, что родители явятся вдвоём, произнесла она в спину Скульского.

Волк, не поворачиваясь, бросил:

— Я помню.

И вышел наружу.

Спустя мгновение Сима в окно увидела, как крупный серый зверь спрыгнул с крыльца и размашистой рысью отправился на прогулку.

Грудь сдавила обида — как обычно, Артём, её слова ни в грош не ставит, делает, что хочет!

На мгновение