Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, Веленина. Детского праздника. У нас детское учреждение! Это ты живешь как хочешь, а мы вот утренники готовим. – Дылда разгладила пестрый круглый воротник с небольшими крылышками, спускавшимися с ее худых плеч и свободно болтавшимися по обе стороны. – Вот я буду курицей, снесу золотое яйцо. Хрямс, хрямс! – Дылда, поставив перед собой согнутые руки с подобранными пальцами, прошлась перед нами на цыпочках. – А ты кем будешь на празднике, Веленина? Ты придумала себе образ?
– Она будет полковником ФСБ, – лениво заметил Ваня Лучик и вынул изо рта какую-то коричневую дрянь, прилепил ее к волосам Мяки, сидевшего почему-то не с Мошкиным, а рядом с Лучиком. Наверно, новый Ванин клиент…
– А что же, Ванечка, полковник ФСБ будет делать у нас на утреннике? – притворно умилилась Дылда, отлично знающая основной Ванин школьный «бизнес».
– Ловить курицу… – жуя что-то и сплевывая на пол слюну, сказал Ваня. – Чтобы ее выпотрошить и… – Лучик сам хохотнул, оглядываясь и рассчитывая на реакцию, но его, разумеется, никто не поддержал – а кому это интересно. Он и замолчал.
– А я – не удивлюсь! – энергично поддержала разговор Дылда и выправила на воротник очень длинные блестящие бусы, ярко-ярко-фиолетовые. – От Велениной именно этого и можно ожидать! Да, именно так! Правда, Лешка? Вот Лешка будет у нас… Кем?
Никто не отвечал Дылде. Мошкин, во время ее выступления опустивший низко голову, сейчас молча убрал длинные ноги из прохода и совсем спрятался за моей спиной.
– Ну, порадуй нас чем-то, Веленина! – вздохнула Дылда, со скрипом скручивая и раскручивая свои удивительные бусы. Бусы блестели и переливались всеми цветами радуги в ее больших худых руках с коротко обрезанными бирюзовыми ногтями. – Расскажи, почему прогуливаешь, как жизнь…
Я могла бы рассказать Дылде – событий моих последних двух дней хватило бы на целую книгу. Но я встала, как обычно при разговоре с учителем, и ответила:
– Жизнь нормально, спасибо. А как у вас?
Дылда набрала воздуха, отбросила длинные, до пупка, бусы так, что они ударили ее по виску, и, зацепившись за ухо, остались висеть. Дылда под редкие смешки тех, кто наблюдал за нашей перепалкой, неторопливо распутала бусы, освободила ухо, сняла, наконец, эту куриную шапочку, поправила жидкие пегие волосы, тщательно зачесанные сегодня в тугую короткую косичку, и с ужасной улыбкой проговорила:
– Три в аттестате.
– Мне все равно.
– Два!!! Аттестат не получишь!
Я снова пожала плечами.
– Пересдам. На три – пересдам. В другой школе.
– Я… Я…
Что ее так уж взбеленило, мне было непонятно. Драться с Дылдой мне сейчас совсем не хотелось. Уходить – тоже. Я уже вчера ушла. Сегодня я пришла, чтобы поучиться, надеясь, что химии – нет, классного часа – нет. И что любимую учительницу я не увижу. Я никак не думала, что она нарядится в курицу и будет приставать ко мне, начиная бесконечную войну.
Дылда побегала-побегала по классу, что-то невнятно выкрикивая, и, видя, что я вообще никак не реагирую на ее крик, неожиданно успокоилась. Она достала из шкафа конфеты в высокой красной коробке, отправила в рот пару конфет – одну за одной, долго, смачно, с удовольствием жевала и, проглотив, сказала:
– А давайте… завязывать узлы!
Мы переглянулись, а Дылда пояснила:
– Я как-то заходила на ОБЖ, восьмиклассники вязали узлы… Ну-ка… Анатолий… свяжи-ка мне руки… – Дылда кокетливо выставила вперед две руки и поманила своего любимчика.
Тот нехотя встал и под иронические взгляды остальных ребят взял веревку, висящую на стене на специальном стенде, и стал, кряхтя и сопя, завязывать Дылде узел на запястье. Хоть бы она воротник, что ли, сняла… с крыльями… Забыла, наверное, про него в запале. Моя любимая учительница позвала еще Мошкина, но он, оглядываясь на меня, схватился за голову и попросился выйти.
– Если у тебя болит голова, зачем тебе в туалет?! – крикнула ему вслед Дылда, обманутая в своих ожиданиях.
Я, вздохнув, собрала обратно все, что выложила на стол. Синюю ручку, карандаш, ненужный бумажный дневник – в нем я успела записать: «ОБЖ – замена – Дылда – позор», тетрадку по ОБЖ, в которой много нужной информации на случай, если мир все-таки сойдет с ума и нам, выросшим в квартирах с горячей водой и центральным отоплением, придется жить в лесу или в дымящейся пустыне и все начинать сначала – ставить капканы на зверей, варить коренья, вырывать себе землянки и делать орудия труда, кое-как приделав острый камень к палке. Если найдется такой камень…
Я не очень надеюсь на коллективный разум человечества, поэтому подобный вариант не исключаю и считаю ОБЖ важным предметом.
Собрав сумку, я все-таки ушла с урока, потому что не могла больше смотреть на Дылду в костюме Курочки Рябы и на ее двусмысленные игры с Анатолием. Смотреть, молчать, считать про себя до ста или слушать музыку в наушниках, перелистывая комиксы в телефоне, как делали остальные… В коридоре я постаралась пройти как можно быстрее, чтобы не столкнуться с Мошкиным. Но он стоял за колонной.
– Алекса… это… там… – выступил вперед Мошкин.
– Леша, все хорошо, не переживай. – Я поняла, что больше всего сейчас волнует Мошкина. Дылда – это привычный цирк. Ему не дает покоя другое. – Это наш сосед. Он работает в больнице. В больнице сейчас моя мама.
Мошкин, воспринимающий не слова, а интонацию, вряд ли услышал что-то про мою маму. Но он понял – я с ним. В каком качестве – неважно. Но с ним – пока.
– Алекса… это… – Мошкин рискнул даже дотронуться до моего плеча. – Когда… это… в парк… мусор… это…?
– Иди обратно на урок. Я напишу тебе.
– Ты… это… куда?
– Я буду в школе. Просто не хочу с Дылдой ругаться.
– Ага… – Мошкин кивнул, пошел было в класс, потом вернулся и сел рядом со мной, прямо на пол.
– Леша, вставай, ты что? – опешила я.
Мошкин помотал головой и прислонился к моей ноге.
– Леша… – Я растерялась и чуть отошла в сторону.
Мошкин схватил меня обеими руками – точнее одну мою ногу и стал тянуть к себе. Пришлось шлепнуть его по руке. Мошкин поднял на меня умоляющие глаза. Ну ясно. Можно даже не стараться. Мошкин, загадочный мой друг, не умеющий говорить, заканчивающий при этом на четверки и пятерки среднюю московскую школу и собирающийся поступать в авиационный институт, чтобы строить самолеты, уловил перемену, произошедшую во мне.
Я не стала ничего говорить – зачем? Он все равно не поймет и не услышит. Он услышит правду. А правда – не в его пользу. Расцепила его руки и пошла домой. Сегодня в школе явно не мой день.
Дома я сварила бульон, предварительно прочитав семнадцать рецептов в Интернете и выбрав самый понятный – залить водой, довести до кипения, посолить и варить сорок минут.
Горячий еще бульон я налила в самую большую банку, в которую мама обычно заготавливает «на зиму» перетертую с сахаром бруснику, а я съедаю ее к первым заморозкам.